Россия земная и небесная

Его наказ: одухотворяйте всё творение

Только трое из вселенских учителей христианства удостоены титула «Богослов». Всего трое за всю историю Церкви!

Почему это звание присвоили первому из них, апостолу Иоану, и спрашивать нечего – кому же, как не ему? Две тысячи лет нас поражает последняя фраза его Евангелия: «Многое и другое совершил Иисус, но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанные книги» (Ин 21, 25). Подчас мы воспринимаем ее как художественное преувеличение, однако если подробно раскрывать метафизическую глубину самого этого благовестил, то объем текста получился бы воистину немалый. В его первой фразе «В начале было Слово…» – бездонная истина о Сыне, едва лишь обозначенная, в третьей главе так же пунктиром намеченная истина о Святом Духе, а в четырнадцатой содержатся очень краткие, но дающие пытливому уму нескончаемую пищу для размышления намеки на взаимоотношения Отца и Сына. Содержание животворящей Троицы, на которой держится все, что держится в бытии, свернуто в десяток страниц: берите и осмысливайте!

И взяли, и стали осмысливать. Так через триста лет после Иоанна Богослова вышел на учительство защитник православного символа Веры от арианской ереси константинопольский патриарх Григорий Богослов, второй из удостоенных этого звания. И более шестисот лет они оставались двое.

Неужели за эти века не возникали и не решались принципиальные проблемы христианской науки о Боге, мире и человеке? Конечно, возникали и, конечно, успешно решались богодухновенными отцами Церкви. В пятом веке участниками Халкидонского Вселенского собора был раскрыт смысл слов Никео-Цареградского Символа Веры «Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего с небес» – сформулирован христологический догмат о двух естествах и двух волях в едином Лице Спасителя. В восьмом веке на Седьмом Вселенском соборе была поставлена точка в долгой борьбе с иконоборчеством, вошедшая в историю как «Торжество Православия», но никто из участвовавших в этом духовном учительстве святителей и преподобных, даже Иоанн Дамаскин, доказавший, что иконопочитание не есть идолопоклонство, не был почтен тем же эпитетом, что любимый ученик Христа и избавивший Римскую державу от арианства великий патриарх. И только в одиннадцатом веке к ним присоединился Симеон Новый Богослов.

На какой же детали Божьего мироустройства, о которой до него никто глубоко не задумывался, считая, что тут все ясно, сосредоточил свое внимание этот тихий и непритязательный аристократ, отказавшийся от блистательной придворной карьеры ради того, чтобы предаться не нарушаемому внешней суетой богомыслию в монастырской келье? На детали всем известной, но никем до него до конца не понятой – на ПЛОТИ.