|
Из аргументации Крипке следует, что, если бы имена имели тот же смысл (означали бы то же самое), что соответствующие им дескрипции или семейства дескрипций, они не были бы жесткими десигнаторами; они не обозначали бы необходимо те же объекты во всех возможных мирах, ибо другие объекты могли бы обладать данными свойствами в других возможных мирах, если только не прибегать к существенным свойствам в формулировке соответствующих дескрипций. Так, президентом США в 1982 г. мог быть кто-то другой, а не Р. Рейган, но никто, кроме Р. Рейгана, не мог быть Р. Рейганом, Иными словами, хотя Р. Рейган мог бы не быть президентом — что равносильно предположению возможного мира, в котором он не является президентом, — Р. Рейган не мог бы не быть Р. Рейганом (хотя он мог бы не называться «Р. Рейган»). Дескрипция «президент США в 1982 г.» указывает на определенный объект действительного мира, но кто-нибудь другой (например, Э. Кеннеди) мог бы быть президентом США в 1982 г., а Р. Рейган мог бы им не быть. Отсюда следует, что данная дескрипция не является жестким десигнатором '. Она используется для осуществления референции на определенный объект, и поэтому, когда имеет место контрфактическое утверждение, вроде «Пред- 1 Аналогично определенная дескрипция «число планет» рассматривается как нежесткий десигнатор по отношению к дееигна-тору (в данном случае имени) «девять»: число планет могло бы быть иным, чем оно есть на самом деле, но девять является девятью при любых обстоятельствах. 139 положим, Р. Рейган никогда не участвовал в президентских выборах», имеется в виду не предположение «Президент США никогда не участвовал в президентских выборах», а предположение «Этот человек никогда не участвовал в президентских выборах». Другой пример: пусть имя «Аристотель» означает «самый великий ученик Платона». Естественно предположить, что в некотором возможном мире этот человек (т. е. тот, который носит имя «Аристотель») мог бы не быть учеником Платона. Но тогда, если бы мы контрфактически сказали: «Допустим, Аристотель вовсе не занимался философией», мы, конечно, не хотели бы этим сказать: «Допустим, человек, который учился у Платона, и учил Александра Македонского, и написал то-то и то-то, вовсе не занимался философией». Мы хотели бы только сказать: «Допустим, этот человек вовсе не занимался философией» (188, с. 276). Другими словами, когда мы говорим об Аристотеле, что он мог бы не сделать всего того множества вещей, которые ему обычно приписываются носителями языка, мы тем не менее говорим об Аристотеле, рассматривая его в некотором возможном мире. — 105 —
|