|
г) Действительно, судя безотносительно, надо сказать, что этот синтез намечен, вернее, нащупан у Канта совершенно правильно. Если рассудок в качестве априорного принципа давал только законосообразность и конституировал природу на основе познавательных функций субъекта, а разум в качестве такового же принципа давал свободу, восходя уже не к природе, но к конечной цели и базируясь на способности желания, то упоминаемая сейчас "способность суждения" объединяет в качестве античного принципа законосообразность (необходимость) с конечной целью в целесообразность, где есть и необходимость закона и достижение вещью заданий, которые ставятся этим законом, и определяет она собою не природу и не свободу, но искусство, также и базируясь не на познавании или способности желания, но на чувстве удовольствия или неудовольствия. Невозможно не находить полного конструктивного сходства плотиновского ума-первообраза (вспомним также то, что выше говорилось о совмещении ума и удовольствия) с кантовской "способностью суждения", брать ли ее в телеологическом или в эстетическом аспекте. И при всем том: у Плотина этот ум-первообраз вырастает из чистого абсолютного бытия, у Канта - из субъекта; у Плотина это онтологическая ступень самого бытия, космическая или докосмическая потенция; у Канта - трансцендентальный и совершенно абстрактный принцип a priori; у Плотина Ум есть свет, луч, фигурность, картинность, смысловое изваяние, у Канта - отвлеченная и абсолютно неинтуитивная заданность для того или иного оформления эмпирического опыта. 2. Эстетика Плотина и четыре момента суждения вкуса у Канта Имея в виду это глубочайшее различие историко-философских стилей обеих систем, мы уже не собьемся с пути истины, если продолжим наши аналогии и на последующем. А именно - вся кантовская "аналитика эстетической способности суждения" конструктивно вполне понятна как субъективистически-трансцендентальный дублет к учению Плотина об уме. а) Возьмем "первый момент суждения вкуса" (по его качеству): "Вкус есть способность судить о предмете или о способе его представления на основании удовольствия или неудовольствия, свободного от всякого интереса. Предмет такого удовольствия называется прекрасным"{47}. Не нужно доказывать после всей той массы текстов из Плотина, которые приведены выше, что для Плотина настоящая и подлинная красота есть красота ума, то есть свободы от чувственности, от чувственного "интереса". Тут полное тождество платонизма и кантианства. Оба признают только "чистое" удовольствие, чистую красоту - в отличие от огромного количества метафизических и психологических систем. И "чистота" понимается тут одинаково: она есть погруженность в сферу "смысла" и свобода от сферы "фактов". — 560 —
|