Опыт о человеке

Это становится особенно ясно при рассмотрении мето­дов классификации, используемых в различных языках, в частности, принадлежащих различным лингвистическим типам. Классификация — фундаментальная черта челове­ческой речи. Сам акт деноминации зависит от процесса классификации. Дать имя предмету или действию — значит отнести его к некоторому классу понятий. Если бы это от­несение предписывалось самой природой вещей, оно было бы единым и единообразным. Однако имена, которые ис­пользуются в человеческой речи, невозможно истолковать одним неизменным способом. Они не относятся к субстан­циальным вещам, независимым, самостоятельно существую­щим сущностям. Скорее, они определяются человеческими интересами и целями. Но ведь эти интересы неустойчивы и непостоянны. Однако эти классификации в человеческой речи не случайны: они основаны на некоторых постоянных и повторяющихся элементах нашего чувственного опыта. Без

таких повторений у наших лингвистических понятий не было бы никакой точки опоры, никакого фундамента. Однако со­четание и отбор перцептивных данных зависят от свобод­ного выбора рамок референции. Конечно, не существует жесткой и заранее раз и навсегда установленной схемы, со­гласно которой происходит расчленение и подрасчленение нашего опыта. Даже в родственных и близких по общей структуре языках мы не находим одинаковых имен. Еще Гумбольдт подчеркивал, что в греческом и латинском языках термины, обозначающие луну, не выражают одинаковые за­мысел и понятие, хотя и относятся к тому же самому объ­екту. Греческий термин (men) обозначает функцию луны “измерять” время; латинский термин (luna, luc-na) обозна­чает лунный свет или блеск. Очевидно, что здесь внимание направляется и сосредоточивается на двух совершенно раз­ных чертах объекта. Однако сам акт концентрации и сосре­доточения в обоих случаях один и тот же. Имя объекта не претендует на выражение его природы, оно не направлено на то, чтобы быть его (pwei ov, давать нам истину вещи. Функция имени всегда ограничивается тем, чтобы подчерк­нуть отдельные аспекты вещи, и именно этим ограничением, обозначением пределов определяется ценность имени. функция имени вовсе не в том, чтобы исчерпывающе соот­нести имя с конкретной ситуацией, а как раз в том, чтобы отобрать, выделить только один какой-то аспект. Выделение этого аспекта — вовсе не негативный, а позитивный акт. Ибо в акте именования мы отбираем из множества рассе­янных чувственных данных некоторые устойчивые центры восприятия. Эти центры не совпадают с центрами логической или научной мысли. Термины обыденной речи измеряются иными стандартами, нежели те, что выражают научные по­нятия. При сравнении обыденной речи с научной термино­логией всегда выявляется некоторая неточность, туманность; почти все слова обыденной речи столь неотчетливы и не­определенны, что не проходят испытание логическим ана­лизом. Однако вопреки этому неизбежному и неустранимо­му недостатку наши обыденные термины и названия — важ­ные вехи на пути к научным понятиям, концептам: именно в этих терминах мы впервые получаем объективную или тео­ретическую точку зрения на мир. Такая точка зрения не про­сто “дана”: это результат конструктивных интеллектуальных усилий, который не может быть достигнут без постоянного содействия языка.