Опыт о человеке

Очень трудно, однако, ответить на вопрос, что же в дей­ствительности значат эти “отдельные формы” языка. Стал­киваясь с этим вопросом, необходимо решить одну дилемму:

приходится избегать двух крайностей, двух радикальных ре­шений, каждое из которых неадекватно ситуации. Если тезис, согласно которому каждый язык имеет свои особые формы, означает, что нет нужды рассматривать какие бы то ни было общие черты человеческой речи, то окажется, что сама мысль о философии языка — воздушный замок. На это, однако, можно возразить, что с эмпирической точки зрения не так важно существование общих черт, как их чет­кая фиксация. В древнегреческой философии сам термин “Логос” внушал и определял мысль об изначальном тож­дестве актов речи и мысли. Грамматика и логика понимались как две различные области знания с одним и тем же пред­метом. Даже современные логики, в других отношениях очень далеко отошедшие от классической аристотелевской логики, в этом вопросе держатся того же самого мнения. Джон Стюарт Милль69*, основатель “индуктивной логики”, утверждал, что грамматика — элементарнейшая часть логи­ки, поскольку с нее начинается анализ мыслительного про­цесса. Согласно Миллю, принципы и правила грамматики — средства, с помощью которых формы языка приходят к со­ответствию с универсальными формами мысли. Милль, од­нако, не довольствовался и этим. Он утверждал даже, что определенная система частей речи — система, выведенная из латинской и греческой грамматик, — имеет общую объ­ективную значимость. Различие между разными частями речи, между падежами существительных, наклонениями и временами глаголов, а также функциями причастий было ис­толковано Миллем как различие в мысли, а не только в сло­вах. “Структура каждого предложения, — заявлял он, — урок логики”24. Последующее развитие лингвистических ис­следований делало эту позицию все более несостоятельной. Ведь уже вполне общепризнано, что система частей речи не имеет фиксированного и неизменного характера, что она различна в разных языках. Обнаружилось, кроме того, что даже в тех языках, которые вышли из латыни, есть много таких черт, которые не могут быть адекватно выражены в терминах и категориях латинской грамматики. Изучающие французский язык часто бывают поражены тем, что фран­цузская грамматика могла бы приобрести совсем иную форму, если бы не была написана последователями Аристотеля. При этом утверждают, что применение схем латинской грамматики к английскому или французскому языкам привело в результате к серьезным ошибкам и показало наличие серьезных препят­ствий к беспредпосылочному описанию лингвистических фе­номенов25. Многие грамматические различения, которые мы считаем фундаментальными и необходимыми, теряют свое значение или по крайней мере становятся неочевидными, как только мы начинаем исследовать языки, отличные от ин­доевропейских. Утверждение, что должна существовать оп­ределенная и единая система частей речи, которая рассмат­ривалась бы как необходимая составляющая рациональной речи и мысли, оказалось иллюзией26.