|
Новые социально-политические теории, развивавшиеся параллельно в различных центрах различными философскими направлениями, находили, как было сказано, отклик опосредованно и в народном движении, т. е. в среде, где противоречия феодального общества и упадок авторитета церкви чувствовались особенно остро. Оккам поддерживал движение францисканских спиритуалов (во главе с Михаилом Чезенским), решительно требовавших от церкви нищеты. Это соответствовало и идеалу вальденсов. В движении сторонников Дольчино требование нищеты приобретает открыто еретический и антифеодальный характер. Не менее решительно нищеты церкви требует и философский противник Оккама Уиклиф. Его идеи распространяются в Англии бродячими проповедниками, к которым относился и предводитель крестьянских масс Джон Болл, бывший, вероятно, учеником Уиклифа 19. После поражения восстания идеи Уиклифа продолжают жить во все более преследуемом движении лоллардов 20. 73 Независимо от Уиклифа распущенность нравов и богатство церкви критикуют и пражские проповедники периода правления Карла IV: Конрад Вальдхаузер и особенно Ян Милич из Кромержижа. Оба поддерживали определенную связь с Пражским университетом. Кроме того, Милич вышел из среды придворной канцелярии Карла IV, во главе которой находился Ян из Стржеды, известный своими раннегуманистическими идеями. Проповеди Вальдхаузера и «пламенные», как о них говорили, речи Милича, на первый взгляд, не связаны непосредственно с социально-критическими учениями, развивавшимися в университетской и придворной среде. В другой форме, с использованием иных средств и особенно авторитета библии и представителей патристики они, однако, подводят в принципе к таким же выводам: к требованию нищеты церкви (Милича обвинили в «проповедничестве против симонии, против имущества духовных лиц») и необходимости принятия мер к исправлению на всеобщем соборе. Кризисные явления феодализма нашли у Милича свое отражение в представлениях о приходе Антихриста. Богатство, считает он, должно служить не наслаждению, а улучшению условий жизни и деятельности людей. Милич, пользуясь словами Августина, напоминает о положении дел в первоначальной церкви, где общей была не только вера, но и собственность2'. Необходимо здесь упомянуть также о возрастающей роли национальных языков, служивших распространению новых идей среди все более широких слоев народа. В этом смысле в первую очередь возрастает значение проповедей и проповедников. Миличу, проповедовавшему на латинском, немецком и чешском языках, папа ставит в вину, что «обуреваем духом зазнайства и бесчинства. . . он позволяет себе открыто проповедовать людям верующим, особенно, простым, нелепости не только скандальные и ложные, но и прямо еретические и раскольнические, вредящие католической вере и попирающие святое право» 22. Большое значение имел и перевод библии на чешский язык, вдохновивший затем сподвижников Уиклифа на перевод ее на английский, что вызвало большое недоверие в ортодоксальных кругах. — 71 —
|