|
Жизнь пронесется молнией и дрожью, И тайну Животворного Креста Познает Иосафатова долина. Могила Господа сейчас пуста, И чудо прозревает Магдалина. Песня третья Он жил средь нас. Его печать лежала На двадцати веках. Все было в Нем. Вселенная Его лишь отражала. Не так давно, спокойным, серым днем, Ушел из храмов и домов убогих Один, босой, с сумой, с крестом, с огнем. Никто не крикнул вслед. Среди немногих, Средь избранных царил такой покой, Венцы сияли на иконах строгих. А Он проплыл над огненной рекой И отворил тяжелые ворота, Ворота вечности, Своей рукой. Ничто не изменилось: крови, пота И гнойных язв на всех земных телах, – Как было, столько же и есть. И та ж забота, И нет пути, и в сердце мутный страх, Непроницаемы людские лица. Одно лишь ново: бьется в небесах, Заполнив мир, страдающая Птица, И всех живущих в мире бьет озноб, И даже нелегко перекреститься… Пустыня населялась… Средь трущоб Лепились гнезда старческих киновий. В пещере дальней крест стоял и гроб. И в городах, под пенье славословий, Шлем воина сменялся на клобук, Покой дворцов – на камень в изголовьи. Закончен двадцативековый круг. Полынь растет, где храмы возрастали, И города распахивает плуг. Единый, славы Царь и Царь печали, Источник радости, источник слез, Кому не может развязать сандалий Никто. Он в мир не мир, но меч принес. Предсказанный пророками от Бога, Краеугольный камень и утес, Приявший плоть и возлюбивший много, На дереве с Собой распявший грех, Уже не смотрит ласково и строго, Уж не зовет блудниц и нищих всех Принять живой воды, нетленной пищи И новое вино влить в новый мех. И нищий мир по–новому стал нищий, И горек хлеб и гнойны все моря, Необитаемы людей жилища. Что нам дворцы, коль нету в них Царя, Что жизнь теперь нам? Первенец из мертвых Ушел из жизни. Нету алтаря, Коль нету в алтаре бескровной жертвы. И пусть художник через сотни лет О днях печали свой рассказ начертит. Оставленный и одинокий свет. В сугробах снежных рыскает волчица, К себе волчат зовет, а их уж нет. И над пустым гнездом тоскует птица, И люди бродят средь земных дорог. Непроницаемы людские лица. Земную грудь попрут стопами ног, Распределят между собой ревниво Чужого хлеба найденный кусок. Не отдохнут, а дальше торопливо Пойдут искать… И что искать теперь, Какого нам неведомого дива, Какой свободы от каких потерь?.. А солнце быстро близится к закату. Приотворилась преисподней дверь. Иуда пересчитывает плату, Дрожит рука, касаясь серебра, К убитому склонился Каин брату, Течет вода пронзенного ребра, И говорят с привычкой вековою — 205 —
|