Цивилизация Мадонны

М. О. Меньшиков обратил особое внимание именно на расовый тип Богоматери. Необходимо отметить здесь, что как поклонение Богоматери, так и отвержение Ее культа в равной мере связаны с принадлежностью к определенным расовым типам.

Реформация против Возрождения

В одном из последних своих произведений Ф. Ницше писал: «Недавно в качестве «истины» обошло все немецкие газеты идиотское мнение, тезис, к счастью, умершего эстетического шваба Фишера, с которым будто бы должен согласиться всякий немец: Возрождение и Реформация вместе образуют одно целое — эстетическое возрождение и нравственное возрождение. При таких тезисах мое терпение приходит к концу, и я испытываю желание, я чувствую это даже как обязанность, сказать наконец немцам, что у них лежит на совести. Все великие преступления против культуры за четыре столетия лежат у них на совести! И всегда по одной причине, из-за их глубокой трусости перед реальностью, которая есть также трусость перед истиной, из-за их, ставшей у них инстинктом, неправдивости, из-за их «идеализма». Немцы лишили Европу жатвы, смысла последней великой эпохи, эпохи Возрождения, в тот момент, когда высший порядок ценностей, когда аристократические, утверждающие будущее ценности достигли победы в месте нахождения противоположных ценностей, ценностей упадка — и вплоть до инстинктов тех, кто там находился! Лютер, этот роковой монах, восстановил Церковь и, что в тысячу раз хуже, христианство, в тот момент, когда оно было побеждено… Христианство, это ставшее религией отрицание воли к жизни… Лютер… напал на Церковь и — вследствие этого — восстановил ее».

Аналогичную оценку мы встречаем у А. Франса в его «Восстании ангелов»: «Античная красота после стольких лет варварства на мгновение явилась очам людей, и этого было достаточно, чтобы образ ее, запечатлевшись в их сердцах, внушил им пламенное стремление любить и знать. С тех пор звезда христианского Бога стала меркнуть и склоняться к своему закату… Творения древних философов, ораторов, юристов и поэтов были извлечены из пыли монастырских библиотек и, переходя из рук в руки, вдохновляли умы любовью к мудрости. Даже наместник ревнивого Бога, сам папа, больше не верил в того, чьим представителем он был на земле. Он любил искусство, и у него не было иных забот, как только собирать античные статуи и возводить великолепные строения, где оживало мастерство Витрувия, возрожденное Браманте… Наконец-то на землю возвращалась радость. Но вот — о горе, о напасть, о злосчастье — некий немецкий монах, накачавшись пивом и богословием, восстает против этого возрождающегося язычества, грозит ему, мечет громы и молнии, один восстает против князей церкви и, победив их, увлекает за собой народы, ведет их к реформе, спасающей то, что уже было обречено на гибель». «Этот дюжий корабельщик починил, законопатил и вновь спустил на воду потрепанный бурями корабль церкви. Иисус Христос обязан этому рясоносцу тем, что кораблекрушение оказалось отсроченным, может быть, более чем на десять веков… После этого толстяка в монашеском капюшоне, пьяницы и забияки, явился, весь проникнутый духом древнего Ягве, длинный и тощий доктор из Женевы, холодный и в то же время неистовый маньяк, еретик, сжигавший на кострах других еретиков, самый лютый враг граций, изо всех сил старавшийся вернуть мир к гнусным временам Иисуса Навина и Судей израильских».