|
Книги Киргегарда, как и его дневники, все его и прямые, и непрямые высказывания - непрерывное повествование об отчаянной, безумной, судорожной борьбе человека с первородным грехом и с ужасами жизни, которые пришли от греха. Разумное мышление и стоящая на его страже мораль - ими же живут и довольствуются люди - привели Киргегарда к самому страшному, что может быть: к бессилию. Ему было ниспослано испытать бессилие в самой отвратительной и позорной форме 1000 , в какой оно может проявляться на земле: когда он прикасался к любимой женщине, она превращалась в тень, в призрак. Хуже - все, к чему он прикасался, превращалось в призрак: плоды с дерева жизни стали ему недоступны, все люди во власти смерти, всех подстерегает отчаяние, которое еще в молодые годы овладело его душой. Но это же отчаяние приподняло его над плоскостью обычного мышления, и ему тогда открылось, что и само его бессилие - тоже призрачно. Даже больше: призрачность человеческого бессилия порой открывалась ему еще непосредственнее, еще осязательнее, чем призрачность существования. Бессилие было и бессилия не было: бессилие обнаруживалось как страх пред несуществующим, пред несотворенным, пред Ничто. Ничто. которого нет, прошло вслед за грехом в жизнь и покорило себе человека. Спекулятивная философия, сама порожденная и раздавленная первородным грехом, не может отогнать от нас Ничто. Наоборот: она его призывает, она связывает его неразрывными узами со всем бытием. И пока знание, пока умное зрение будет для нас источником истины. Ничто останется хозяином жизни. Киргегард испытал все это с такой непосредственностью и мучительностью, с какой редко кому на земле доводилось испытывать что-либо: оттого мало кто умел так подлинно рассказать о грехе как о бессилии воли, как он. Оттого тоже редко кто умел и хотел так безудержно, так неистово, с таким упоением прославлять прокладывающий дорогу вере Абсурд. Он не мог сделать "движения веры" - его воля была парализована, "в обмороке". Но он ненавидел и проклинал свое бессилие со всей страстью, на которую человек способен. Не есть ли это уже первое "движение" веры? Не есть ли это сама вера? Подлинная, истинная вера? Он отверг вечные истины разума, он расшатал непоколебимые устои морали. Если разум есть высшее, если мораль есть высшее - Авраам погиб, Иов погиб, все люди погибли: "неизменность", пропитавшая собой несотворенные истины, как гигантский удав задушит в своих страшных объятиях все живое, даже самого Бога. Ex auditu,<<*57>> из Писания дошла до Киргегарда благая Весть, что для Бога все возможно, что для Бога нет невозможного. И вот, когда все возможности для него окончились или, вернее, потому, что все возможности для него окончились, он бросился на донесшийся до него зов. Историческое христианство, живущее в мире и добром согласии с нашим разумом и нашей моралью, стало для него тем чудовищем, qua occisa homo non potest vivere. Историческое христианство, применяющееся к средним условиям человеческого существования, забыло Бога, отказалось от Бога: оно довольствуется "возможностями", вперед убежденное, что и Бог должен довольствоваться возможным: христиане, как выражался Киргегард, отменили Христа. — 89 —
|