Голос и феномен

По всем этим причинам различие между указанием и выражением не может быть сделано с полным правом как различие между нелингвистическим и лингвистичес­ким знаком. Гуссерль проводит границу, которая про­ходит не между языком и нелингвнстическим, но внутри самого языка, между высказанным и невысказанным (со всеми их коннотациями). Так как было бы сложно — и фактически невозможно — исключить все указательные формы из языка.

Самое большее, что мы можем различить вместе с Гус­серлем, различить между лингвистическим знаком «в стро­гом смысле» и лингвистическим знаком в широком смыс­ле. Ибо, поясняя свое исключение жестов и выражений лица, Гуссерль заключает:

[53]

Не является верным то, что другой может интерпретиро­вать (deuten) наши невольные манифестации (unwillk?r­lichen ?usserungen), т. е. наши «выразительные движения», и что, следовательно, он может глубоко ознакомиться с нашими тайными мыслями и чувствами. Они [эти мани­фестации или высказывания] «значат» (bedeuten) что-то для него, поскольку он их интерпретирует (deutet), но даже для него они лишены значения (Bedeutungen) в том особом смысле, в каком вербальные знаки значение имеют (im pr?gnanten Sinne sprachlicher Zeichen): они означают лишь в смысле указания» (§ 5 ET, p. 275).

Это заводит нас еще дальше в поисках границы ука­зательного поля. Даже для того, кто нашел что-то дис­курсивное в жестах другого, указательные манифестации другого таким образом не трансформируются в выраже­ние. Интерпретатор сам себя в них выражает. Вероятно, в отношении к другому существует что-то такое, что дела­ет указание непереводимым.

Б) Но этого еще недостаточно, чтобы принять ораль­ный дискурс за посредника выражения. Хотя мы исклю­чили все недискурсивные знаки, непосредственно взятые как неприсущие речи (жесты, выражения лица и т. д.), внутри самой речи по-прежнему остается значительная сфера невыразительного. Эта невыразительность не толь­ко ограничивается физическим аспектом выражения («чувственным знаком, артикулируемым звуковым ком­плексом, знаком, написанным на бумаге»). «Простое раз­личие между физическими знаками и чувственно данны­ми опытами никоим образом не является достаточным, но совершенно недостаточным для логических целей» (§ 6; ET, p. 276).

Рассматривая теперь нефизическую сторону речи, Гуссерль исключает из нее, как принадлежащее указанию, все, что принадлежит коммуникации и манифестации мен­тальных переживаний. Движение, которое оправдывает это исключение, могло бы рассказать нам многое о мета­физической направленности этой феноменологии. Темы, которые здесь возникают, никогда уже не будут заново