Голос и феномен

В подтверждение того, что «логическое значение (Bedeutung) есть выражение», что теоретическая истина су­ществует только в высказывании24, в своей решительной озабоченности лингвистическим выражением как возмож­ностью истины и в отсутствии предположения сущностно­го единства знака, Гуссерлю могло показаться, что он пе­ревернул традиционную процедуру и в деятельности зна­чения уделил внимание тому, — хотя оно не имеет истины в себе, — что обусловливает движение и понятие истины. На протяжении всего пути, который закончится в Проис­хождении геометрии, Гуссерль будет уделять растущее вни­мание тому, что в значении, в языке и в письме хранит иде­альную объективность, а не просто записывает ее.

Но это последнее движение непростое. Это наша про­блема и мы должны обратиться к ней. Похоже, истори­ческая судьба феноменологии в любом случае присутство­вала в этих двух мотивах: с одной стороны, феноменоло­гия является редукцией наивной онтологии, возвращени­ем к активному конституированию смысла и ценности, к активности жизни, которая производит истину и ценность вообще через свои знаки. Но в то же время, не просто накладываясь на это движение25, другой фактор обязатель-

24 Все утверждения, которые часто повторяются в Логических ис­следованиях (см., например, Введение, §2) восходят до Происхождения геометрии.

25 Движение, чье отношение к классической метафизике или онтоло­гии может быть интерпретировано по-разному. Оно является критикой, которая была бы ограничена, если бы не определенное сходство с крити­кой Ницше или Бергсона. В любом случае, оно принадлежит единству исторической формы. То, что эта критика в исторической форме этих превра­щений продолжает метафизику, является одной из наиболее устойчивых тем хайдеггеровских размышлений. Рассматривая эти проблемы (началь­ную точку, найденную в предпонимании смысла слова, привилегию воп­роса «что есть?..», отношение между языком и бытием или истиной, при­надлежность к классической онтологии и т. д.), лишь при поверхностном прочтении можно сделать заключение, что сами его тексты попадают под его собственные возражения. Мы, напротив, думаем, не имея возможнос­ти здесь в это вникать, что никому еще так хорошо не удавалось избегать их. Это, конечно, не значит, что впоследствии можно их избегать.