|
1936.IV.23—25. Соловки. № 58. Дорогая мамочка, получил на днях письмо от Васи и Натаіши, из которого узнал о тебе. 15* Я доволен, что они бывают у тебя и в этом отношении заменяют меня. Впрочем, не заменяют, а, надеюсь, выполняют то, что должен был бы делать я, лучше моего. Ведь я так не умел разговаривать, а теперь окончательно разучился, что мне трудно поддерживать общение даже с теми, кого люблю больше всего. Единственный разговор, который удается—это обсуждение какого-нибудь научного вопроса. Даже чтение чуждо, т. е. наиболее пассивное занятие. Лишь собственная мысль и исследование оживляет, вероятно по воспитанной с детства привычке. Меня уже давно, а чем дальше, тем сильнее, удерживает из книг только чисто-фактического содержания: таблицы, словари, справочники. А кроме того — классики первого ранга. Малейшее отступление от безукоризненности формы вызывает внутренний протест и раздражение; плохой стиль, неточность, неудачная композиция, встречаются почти как личная обида. Флобер, когда собирался (чуть ни целую жизнь!) писать «Бювар и Пекюшэ», собирал глупости, высказанные человечеством и даже наиболее достойными его представителями. Он с торжеством отыскивал глупости и у своих друзей, даже у себя самого. Я не стал бы коллекционировать в этом направлении; глупость давит, ее не соберешь, так она обширна. Нужно быть слишком благодушно настроенным, чтобы считать глупость разсеянной редкими блестками, тогда как она течет сплошной струею. И потому вообще перестаешь говорить. Детского говора около меня не хватает, дети мудры, но вероятно не все. Припоминаю свое детство и вижу, насколько я поглупел с тех пор и как вообще глупел постепенно. Каждый шаг в жизни есть шаг назад. Разве что под старость, но уже глубокую, можно начать возвращение к детству. Моя мысль подсознательно занята малышом,— подсознательно, потому что нечего о нем думать сознательно.— Что писать тебе о своей жизни—не знаю. Пока что она идет в прежней обстановке и в прежнем направлении, если не считать разных частностей. День проходит за днем, в работе, значительная часть ночи — так же. Природы не вижу, только иногда наблюдаю северное сияние. Искусство тоже недоступно, кроме изредка попадающих и случайных книг. Тоже изредка попадает «Книжная Летопись» (это оффициальная сводка с перечислением всех вышедших за данный срок книг), из которой я вижу, что выходит на свет много интересного. Но сюда из этого интересного попадает весьма немногое и притом довольно случайно, так что прочесть то, что хотелось бы невозможно. Старые книги еще более случайны. Вот сейчас, например, добыл себе том Мольера и том Бальзака,— читаю, хотя вовсе не собирался читать, да и не соответствует настроению и потребности. Для научной же работы просто — 350 —
|