Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 1

Все это написано нами ради примера, как осторожно надо рассуждать об этом важнейшем и ответственнейшем вопросе. На церковной иерархии и на всем церковном обществе и без того вин не мало настоящих, чтобы приписывать им несуще­ствующие. А между тем, таким образом, не только погрешаем против истины, но и вредим делу ее утверждения, потому что преувеличенными и неправильными осуждениями вызываем об­щее недоверие к себе, а с себя—и к тому делу, которому призваны служить.

V. итоги

I

От1 глубокой древности две познавательные способности почитались благороднейшими: слух и зрение. Различными на­родами ударение первенства ставилось либо на том, либо на другом; древняя Эллада возвеличивала преимущественно зре­ние, Восток же выдвигал как более ценный—слух. Но, несмот­ря на колебания в вопросе о первенстве, никогда не возникало сомнений об исключительном месте в познавательных актах именно этих двух способностей, а потому не возникало сомне­ний и в первенствующей ценности искусства изобразительного и искусства словесного: это—деятельности, опирающиеся на самые ценные способности восприятия.

Рассмотрением в предыдущем этих двух высших деятель­ностей заработано право подвести некоторый итог о позна­вательной деятельности вообще. Она строит символы,— сим­волы нашего отношения к реальности. Предпосылка деятель­ности, все равно, будет ли это искусство изобразительное или искусство словесное, есть реальность. Мы должны ощу­щать подлинное существование того, с чем соприкасаемся, что­бы стала возможной культурная деятельность, вплотную при­знаваемая как потребная и ценная; без этой предпосылки ре­ализма наша деятельность представляется либо внешне-полезной, в достижении некоторых ближайших корыстей, либо внешне-развлекательной, забавой, искусственным наполнением времени. Но, не сознавая реальности, которую знаменует, т. е. вводит в наше сознание, то или другое деяние культуры, мы не можем признать его внутренне достойным, истинно чело­вечным. Иллюзионизмом, как деятельностью, не считающейся с реальностью, по существу своему отрицается человеческое достоинство: отдельный человек замыкается здесь в субъек­тивное и тем самым перерезывает свою связь с человечеством, а потому и с человечностью. Когда нет ощущения мировой реальности, тогда распадается и единство вселенского сознания, а затем—и единство самосознающей личности. Точка-мгно­вение, будучи ничем, притязает стать всем, а вместо закона свободы воцаряется каприз рока. Перспектива в изобразитель­ности и схематизм в словесности — последствия этого отрыва