Сочинения в четырех томах. Том 2

Николай Чудотворец. В Николае Чудотворце обращает внимание совсем другое, чтобы не сказать

1

совсем обратное,— именно концентрированность, на­пряженность, сжатость всех морщин, всех натяжений, всех напряжений около одного центра. Этот центр — в области глаз и переносицы, т. е. того места лица, где, по учению индийской мудрости11*, находится третий, мистический, глаз — орган духовного зрения. И дейст­вительно, Николай Чудотворец, пронзительно смотря­щий, как бы пронизывающий пространства двумя свои­ми глазами, смотрит еще и переносицею, как третьим глазом, и увидит им все насквозь, когда воззрится. Этому впечатлению собранности способствует преувеличенное подчеркнутие обеих долей лобного мускула, сильно на­пряженного. Сдвинуты, сжаты и опущены вниз внутрен­ние концы бровей при поднятое™ и расхождении на­ружных: все собираются к одному узлу. Глаза Святителя отвернуты вправо: он глядит, но не на зрителя и не по­верх, а в сторону. При этом, на поверхностный взгляд, можно отметить некоторое косоглазие; но вглядимся — и оно оказывается движением глаз; в то время как правый уже отвернулся в сторону, левый его догоняет. Перебегающим движением глаз Святитель надзирает весь мир, и ничего не останется не замеченным им,— но не все сразу, а в свое время,— когда он воззрится, и вот-вот вонзится взглядом в зрителя. Ожидание этого делает его грозным, хотя сам по себе он и не гневен.

Лицо его очень сухо, с резко выступающими скуло­выми костями. Резко очерчен длинный нос, с иссушен­ным килем и с дифференцированными крыльями. Ниж­няя губа, равно как и верхняя, опущена: в своем надзирании над пасомыми Святитель не думает о себе. Но углы приподняты. Это значит, что, и не думая о себе, он не распускается, не теряет самособранности и духов­ной напряженности. Во рту его нет мягкости, а скорее — верная, до конца верная, служба Господину, вручившему ему паству, которую он в целости вернет Вручившему. Эта верность, эта бдительность Святителя Николая под­тверждается и другими чертами его лика. Складки от носа к углам рта и параллельные им морщины выше — представлены резкими чертами. Они, как и натяжения под глазами, представленные также резкими темными чертами, возвращают наше внимание опять к глазам Святителя: наше рассмотрение от глаз его исходит и не­прерывно к ним же возвращается всеми линиями лика. Форма волосяного покрова — островком — и большие заливы — старческие. Это ведет к мысли о возрасте,

1

стоящем уже над волнениями и притяжениями земли, о возрасте, преодолевшем кипение крови и личные при­страстия. Объективным разумом руководится изо­браженный на иконе. Глаза его широко раскрыты, а не прищурены: Святитель не то чтобы вглядывался в определенную какую-либо вещь, а — вообще надзирает. Борода его уплотнена, как-то концентрирована и вся обращена внутрь, причем разделка ее подчеркивает ту же архитектонику лица и своими линиями втягивает взор опять к средоточию лика. Очень узкие покатые плечи, при большой голове и в особенности очень большом лбе, указывают на хилость тела. А это — еще раз под­черкивает огромное духовное напряжение, огромную духовную сконцентрированность, огромное усилие ума (понимая это слово в античном смысле, как средоточие всей деятельности духа). Выраженное мыслительными сокращениями лобных мускулов и движением глаз, это усилие ума говорит не о царственности, не о надмирном спокойствии, не о самородной и самодовлеющей мудро­сти. Да, о божественном ведении без усилия — здесь не может быть и речи. Этот лик глазами своими бросает сноп умного света, но свет в нем — не свой, не тот пре-небесный свет, который струится от Одигитрии, а стя-жанное духовным усилием и воспринятое оттуда же, от Той же Одигитрии, духовное лучение. Если мы говорили, что Одигитрия глубоко антична, то эта икона, при поразительном совпадении с той по фактуре, глубоко чужда античности. В ней — не прекрасное, но воз­вышенное: относительно нее напрашивается сравнение с музыкою Бетховена как выражением чистой человеч­ности. К этой иконе более всего подходит слово ???­??????, т. е. надзиратель, блюститель, надсмотрщик. Одигитрия дает небесные дары, а ????????? блюдет их сохранность. Одигитрия — мудрость небесная, а Святи­тель Николай Чудотворец — ум земной, хотя и просветленный небесным светом.