Сочинения в четырех томах. Том 2

1

лений русского народа, и это слово, хотя бы и произно­симое ранее, сознательно и полновесно было, однако, произнесено впервые им. В этом смысле, неоспоримо мировое первенство Лаврского Собора Пресвятой Троицы. Начало западноевропейской самостоятельности в Петербургский период России опять ознаменовалось построением Троицкого собора. Этим установил Петр Великий духовную связанность Санкт-Петербурга и Мо­сквы. Таким же построением было ознаменовано, в свое время, и начало самостоятельности России на Востоке. Чтитель Пресвятой Троицы, Преподобный Сергий строит Троичный храм, видя в нем призыв к единству земли русской во имя высшей реальности. Строит храм Пресвятой Троицы, «чтобы постоянным взиранием на него,— по выражению жизнеописателя Преподобного Сергия,— побеждать страх пред ненавистной раздельно­стью мира»12*. Троица называется Живоначальной, т. е. началом, истоком и родником жизни, как единосущная и нераздельная, ибо единство в любви есть жизнь и на­чало жизни, вражда же, раздоры и разделения разру­шают, губят и приводят к Смерти. Смертоносной раз­дельности противостоит живоначальное единство, осу­ществляемое духовным подвигом любви и взаимного понимания. По творческому замыслу основателя, Троич­ный храм, гениально им, можно сказать, открытый, есть прототип собирания Руси в духовном единстве, в братской любви. Он должен быть центром культурного объединения Руси, в котором находят себе точку опоры и высшее оправдание все стороны русской жизни. Широкое гостеприимство, заповеданное Преподобным Сергием и возведенное в силу закона царем Алексеем Михайловичем, дары всех родов, начиная от хлеба и кончая исцелением душ и тел, причем не забыты даже утешения детям — игрушки, самим Преподобным изго­товляемые, все это вместе, по замыслу гениального от­крывателя Троичного культурного идеала России, должно было стать благоприятным условием для «взирания» на храм Пресвятой Троицы и созерцания в нем первообраза Божественного единства. Отныне Троичное храмозда­тельство связывается с именем Преподобного Сергия, и не без причины Троичные храмы имели обычно Сер­гиевские приделы.

Но если храм был посвящен Пресвятой Троице, то должна была стоять в нем и храмовая икона Пресвятой Троицы, выражающая духовную суть самого храма — так

1

сказать, осуществленное в красках имя храма. Трудно при этом представить, чтобы ученик ученика Преподоб­ного Сергия, так сказать, духовный внук его, почти ему современный, работавший уже при его жизни и, веро­ятно, лично знавший его, осмелился бы заменить ком­позицию Троичной иконы, бывшую при Преподобном и им утвержденную, самочинной композицией того же первообраза. Миниатюры Епифаниева жития представля­ют икону Троицы в келий Преподобного Сергия не с са­мого начала, а лишь с середины жизни, т. е. свидетель­ствуют о возникновении ее именно среди деятельности Преподобного. Если первоявленная Софийная икона, неизвестная Византии, впервые создается в Киевской Руси, с самым ее возникновением, восходя к видению младенца Кирилла, рыцаря Софии, то икона Троичная, дотоле неизвестная миру, появляется впервые в Москов­ский период Руси, опять-таки в самом его начале и ху­дожественно воплощает духовное созерцание служителя Пресвятой Троицы — Сергия. Мы сказали «неизвестная миру», но и тут, как и в утверждении о Троицком Собо­ре, требуется различение духовного смысла, как симво­лического содержания, и тех, исторически выработанных материалов, которые привлечены к воплощению симво­ла. Если в отношении к знаменитой Рублевской Троице мы говорим о последних, то тогда, конечно, ее должно рассматривать лишь как звено в цепи развития изобра­зительных искусств вообще и композиции трех Стран­ников-Ангелов — в частности. История этой компози­ции очень длинна, ибо уже в 314 году у дуба Мамврийского, по известию Юлия Африкана, была кар­тина, изображавшая явление трех странников Аврааму, а в V и VI веках известны подобные же изображения на стенах римской церкви Марии Маджиоре и равеннской св. Виталия ,3* С тех пор этот иконографический сюжет встречается не раз, но нужно вникнуть в духовный смысл этих изображений, прежде чем устанавливать их связь с Троицей Рублева. Изображение женщины с ребенком на руках вовсе не есть первообраз Сикстины, ибо в Сикстине творческим мы признаем вовсе не сюжет материнства, каковой доступен всякому, а именно Бого-материнство, открывшееся Рафаелю. Так точно три фи­гуры за обеденным столом, хотя бы даже и снабженные крыльями, просто не могут быть даже сопоставляемы с Троицей Рублева, ибо этим сюжетом творческое на­званной иконы еще нисколько не определяется. Компо­