|
Исследование повседневности, выявление в качестве ее устойчивой структуры своеобразной метрики, задающей масштабы, границы, пороги и различия добра и зла, разума и безумия, истины и лжи, прекрасного и безобразного — это новое поле приложения социальной философии к еще малоизученному континенту. Структуры повседневности, составляющие почву порядка, власти, познания, определяются 240 Человек как творец и как творение культуры не интеллектуальными актами или моральной аскезой, а специфически организованными дисциплинарными пространствами общества. Именно этим вызвано приглашение к изучению условий возможности повседневных актов восприятия, переживания, понимания и оценки действительности, которые культивируются в рамках дисциплинарных пространств от школы до казармы. Речь не идет об открытии каких-то новых или ранее законспирированных учреждений. Даже школа и университет — это не только хранилища знаний, но и специфические формы жизни со своим этосом, ментальностыо и даже оптикой, определяющей восприятие мира. Точно также тюрьма или казарма — это не просто зоны насилия, но и места производства специфических знаний. Поэтому речь идет о преодолении школьных, точнее, методологических различий, которые привели к догматическому разделению «властных», «воспитательных», «образовательных», «медицинских» и иных учреждений. На самом деле все они входят в структуру организации повседневной жизни и образуют узловые продуктивные элементы, сплавляющие разводимые теоретиками «чувственные» и «рациональные» компоненты. Методологический поворот, который может осуществить социальная философия, признающая повседневность продуктивным элементом общественной жизни, заключается в преодолении позитивистского объективизма и признании того факта, что теоретик, изучающий общество сам, является его участником. Это значит, что он соединяет в самом себе и, следовательно, в науке теоретическое и дотеоретическое знание. Как и всякий человек, он на практике действует с учетом теории. А в теории — как участник жизненного мира. Отсюда теоретическое знание может быть раскрыто как символическое воплощение социальной жизни, а сама теория — как составная часть общественной практики. Эта принадлежность к жизненному миру выражается прежде всего в наличии языка и норм деятельности, усвоение которых раскрывает социоге-нетический аспект познания. В отличие от теоретического или экспериментального инструментария, исследователь не может встать по отношению к ним в рефлексивную позицию. Однако если дотеоретическое знание конституирует теоретические понятия, то оно должно каким-то образом контролироваться, если речь идет об объективном познании. Единственным выходом в этой ситуации является ссылка на коммуникативный процесс, в котором объективная теоретическая установка скла-дывается как часть жизненной практики. С этим связана особая ответ-' ственность социального исследователя, которая раскрывается в философии: познавая общество, ученый тем самым способствует его изменению, но его познание — это не взгляд нейтрального наблюдателя, а составная часть общественного взаимодействия. — 219 —
|