|
1 Goldslein. L'analyse de l'aphasie et l'essence du langage. P. 460. Здесь Гольдштейн вторит Грюнбауму ("Aphasie und Motorik") в отходе от альтернативы классической концепции (Брока) и современных работ (Хэд). Грюнбаум упрекает современных исследователей в том, что они "не выводят на. первый план двигательное выражение и психофизические структуры, на которых оно покоится, как фундаментальную сферу, определяющую картину афазии" (С. 386). 2 Bепаrу. Analyse eines Seelenblindes von der Sprache aus. Речь здесь вновь идет о случае Шнайдера, который мы разобрали в связи с двигательной функцией и сексуальностью. 254 что речь стала у него автоматической, ничто не свидетельствует об ослаблении общей способности мышления, и слова организуются именно посредством их смысла. Но этот смысл словно застыл. Шнайдер никогда не чувствует надобности говорить, его опыт никогда не обращается к речи, не порождает в нем никакого вопроса, он все время пребывает в своего рода очевидности и достаточности реального, которое душит всякое вопрошание, всякую отсылку к возможному, всякое удивление, всякую импровизацию. По контрасту здесь выявляется сущность нормального языка: интенция речи может обретаться лишь в открытом опыте, она появляется, как кипение жидкости, когда в толще бытия образуются и устремляются вовне какие-то пустоты. "С тех пор, как человек пользуется языком, чтобы установить живое отношение с самим собой или с себе подобными, язык является уже не орудием, уже не средством, но манифестацией, проявлением интимного бытия и психической связи, которая объединяет нас с миром и нам подобными. Сколь бы солидное знание ни проявлял язык больного, как бы пригоден он ни был для определенных занятий, он начисто лишен той продуктивности, которая составляет глубинную сущность человека и которая, возможно, ни в каком творении цивилизации не проявляется с такой очевидностью, как в сотворении самого языка".1 Воспользовавшись знаменитым различением, можно было бы сказать, что языки, то есть конституированные системы словарного запаса и синтаксиса, "средства выражения", существующие эмпирически, суть хранилище и отложение актов речи, в которых несформулированный смысл находит возможность передать себя вовне, но также приобретает существование для себя и по-настоящему творится как смысл. Или же можно было бы разделить речь говорящую и речь проговоренную. Первая - это та речь, в которой интенция означения обнаруживается в момент ее зарождения. Здесь существование поляризуется в рамках некоторого "смысла", который не может быть определен никаким естественным объектом, оно стремится соединиться с собой за пределами бытия, и потому творит речь как эмпирическую опору своего собственного не-бытия. Речь есть избыточность нашего существования в сравнении с бытием естественным. Но акт выражения конституирует языковой и культурный миры, он погружает в бытие то, что стремилось за его пределы. Так рождается речь — 175 —
|