|
5 Ibid. S. 158. 251 туры, что мыслящий субъект должен быть основан на субъекте воплощенном. Фонетический жест осуществляет для говорящего субъекта и для тех, кто его слушает, некоторое структурирование опыта, некоторую модуляцию существования, точно так же, как поведение моего тела наделяет окружающие меня объекты значением для меня и для других. Смысл жеста не содержится в жесте как физическое или физиологическое явление. Смысл слова не содержится в нем как звук. Но тем-то и определяется человеческое тело, что оно присваивает себе в бесконечной серии разрозненных актов ядра значений, которые превышают и преображают его естественные способности. Этот акт трансценденции обнаруживается сначала в приобретении формы поведения, а затем - в бессловесном общении с помощью жеста: посредством одной и той же способности тело открывает себя новому поведению и позволяет понять его внешним свидетелям. И в том, и в другом случае система определенных способностей внезапно смещается, распадается и реорганизуется под действием закона, неведомого субъекту или внешнему свидетелю и открывающегося им в тот же самый момент. К примеру, нахмуривание бровей, предназначенное, по Дарвину, для защиты глаз от солнца, или прищуривание глаз, предназначенное обеспечить ясное видение, становятся характерными для человеческого акта размышления и означает его для очевидца. С языком, в свою очередь, происходит то же самое: сокращение горла, выпуск свистящего воздуха между языком и зубами, то есть определенная игра нашего тела внезапно превращается в фигуральный смысл и означает его за нашими пределами. Это ни более и ни менее чудесно, чем обнаружение любви в желании или жеста в нескоординированных движениях ребенка в первые моменты жизни. Чтобы чудо произошло, фонетическая жестикуляция должна использовать азбуку уже усвоенных значений, словесный жест выполняется в рамках некоторой панорамы, общей для собеседников, так же, как понимание других жестов предполагает общий для всех воспринимаемый мир, в котором жест разворачивается и являет свой смысл. Но этого условия недостаточно: речь вызывает к жизни новый смысл, если это речь аутентичная, равно как жест придает объекту человеческий смысл, если это жест инициативы. В то же время просто необходимо, чтобы усваиваемые сейчас значения были когда-то новыми значениями. Стало быть, надо признать в качестве первостепенного факта эту открытую и неограниченную способность означать (то есть одновременно схватывать и передавать смысл), — 173 —
|