Разумеется, это не значит, что родитель или носитель (теперь уже государственной) власти не имеют права вмешаться в строительство его собственной семьи. Офицер еще в прошлом веке должен был получать согласие на брак не только родителей невесты, но и полкового командира. Однако в таком вмешательстве уже нет ничего личностного: власть следит лишь за соблюдением норм сословной «гигиены». Их нарушение нередко влечет за собой тяжелые последствия для всего государства. Так, военный министр и главнокомандующий вермахта генерал-фельдмаршал фон Бломберг из-за брака с 24-летей Эрной Грун, бывшей проституткой, оказался вынужденным подать в отставку, что повлекло за собой целую цепь драматических последствий, затронувших не одну Германию[442]. При условии же их соблюдения, молодой человек оказывается свободным в своем выборе. Что же касается родительской власти, то и она уже к Новому времени становится по преимуществу моральной. Правда, мы помним о судьбе младшего Мирабо, то есть о том, что конфликт с родителем еще в XVIII веке мог разрешиться тюрьмой. Но его заключение происходит по тайным приказам, без законного суда, и, к слову, практика таких приказов станет одной из причин революции 1789 года: «В одиночестве своего узилища он шлифовал лучший свой труд, написанный в замке,— «О тайных приказах и королевских тюрьмах». Это сочинение, которое выйдет без указания имени автора в 1782 году, всколыхнет общественное мнение и станет причиной Французской революции»[443]. Добавим следующее обстоятельство. Непокорные, своенравные дворяне мало подходят для исполнения должностей королевских судей и сборщиков налогов. Поэтому во всех странах Европы королевская власть предпочитает набирать высших чиновников из третьего сословия, незнатных, но образованных и послушных богатых горожан (родитель Фигаро принадлежит именно к ним). Но и они, достигнув высоких должностей, начинают покупать себе дворянские титулы и сближаться с природными дворянами. В XVI—XVII вв. эта категория еще отличалась от «дворянства шпаги» своим происхождением. Но постепенно ее связи с третьим сословием утрачиваются, и служилая верхушка превращается в прослойку господствующего класса феодалов — «дворянство мантии» (по длинным накидкам, которые носили судейские чиновники). К «дворянству мантии» относилась судейская знать, члены высших судебных учреждений — парламентов и высших финансово-административных органов и др. В XVIII в. эта прослойка в лице своих виднейших семейств объединяется с титулованным дворянством. Между тем уже к XVII столетию этот новый субъект истории (в сущности, именно ему, в лице его высших представителей, адресуется знаменитый демарш: «Вы думаете, господа, что государство — это вы? Ошибаетесь! Государство — это я!», который историческая легенда приписывает Людовику XIV) сам определяет свою судьбу. — 233 —
|