|
…ведь королю зазорно, когда за упущенья Или за скупость гости корят его потом[351]. <…> Не пожалел на них казны хозяин благородный. Одеждой, и конями, и всяческим добром, И золотом червонным, и звонким серебром Он одарить приезжих велел своей родне, Чтоб каждый щедростью его доволен был вполне. Пораздарил и Зигфрид с дружиною своей Из тысячи могучих воинственных мужей Все, с чем на Рейн к бургундам приехали они - Наряды, седла, скакунов. Умели жить в те дни![352] то вассал — свою верность. Впрочем, и «дарение» сеньора не всегда ограничивается щедрыми раздачами, и в той же «Песни о нибелунгах» братья короли отказываются спасти свою жизнь, отдав на расправу своего вассала: …Я Хагеном из Тронье была оскорблена, <…> Однако не останусь я к просьбам безучастна, Коль вы его назначить заложником согласны, Тогда я буду с вами о мире толковать <…> Сказал могучий Гернот: «Да не попустит Бог, Чтоб нашего вассала мы отдали в залог. Мы тысячею братьев пожертвуем скорей, Чем предадим хоть одного из верных нам людей»[353]. Как пишется в уже упомянутой здесь «Книге о рыцарском ордене», «…подлый рыцарь, который отказывает в помощи своему истинному, природному господину, когда тот в ней нуждается, не достоин звания рыцаря и подобен вере без дел. А значит, безверию, которое противно вере.». Но и «Монарх или король, разрушающий в себе самом рыцарские установления, не только в себе самом разрушает свое рыцарское призвание, но и в тех рыцарях, которые ему подчинены <…>. Поэтому подлые вельможи <…> противны природе рыцарского ордена»[354]. Между тем, по словам комментатора, имевшая большое хождение в списках, причем не только на каталанском, на котором была написана, но также в переводах на французский и английский языки, эта книга, по всей вероятности, воспринималась как своеобразное пособие по рыцарству. Словом, каждая из сторон становилась в положение, которое исключало обращение поцелуя в иудин, и ничто из обретаемых обеими прав и обязанностей уже не могло быть изменено их частной волей. Пусть приносимая клятва делала вассала всего лишь «человеком сеньора», частью его «дома», членом его «большой семьи», однако при наличии особых заслуг ей могла сопутствовать инвеститура — передача феода (лена) со всеми, кто кормился на нем. А вот уже здесь, в своем собственном владении человек становился единовластным господином. С получением собственного надела сеньором становился он сам, а значит, и он получал право принимать клятвы вассальной верности от кого-то другого, и эта верность связывала его подвассала только с ним. Ни на что в их отношениях не могла простираться ни воля его сеньора, ни даже воля короля: «вассал моего вассала не мой вассал» — один из основополагающих принципов феодализма. В иллюстрацию этого принципа Ле Гофф, ссылаясь на одного из средневековых авторов, приводит такую зарисовку тогдашнего быта. Людовик Святой в окружении толпы слушает проповедь. Неподалеку в таверне шумное сборище заглушает голос проповедника. Он спрашивает, под чьей юрисдикцией находится местность, ему отвечают, что под королевской. Тогда он велит утихомирить людей, заглушающих слово Божие[355]. — 181 —
|