Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре

Уже сама неспособность заглянуть за контролируемый животной психикой «горизонт событий» делает производимое им орудие, в особенности сложносоставное, биологически ненужной вещью. Но ведь кормиться чем-то необходимо, поэтому никакое усложнение искусственно изготавливаемых предметов немыслимо без обмена и распределения.

Между тем непрерывное усложнение деятельности, с которым мы сталкиваемся при анализе ископаемых данных, требует известной специализации. А значит, индивид, занятый в начале или в середине единой технологической цепи, завершением которой предстает предмет непосредственного потребления, лишается возможности удовлетворять собственные потребности. Это также говорит о том, что ни производство орудий, ни тем более их усложнение невозможны без распределения и обмена. Между тем ни то, ни другое невозможно без отчуждения продукта от его непосредственного производителя. При этом и под отчуждением необходимо видеть начало, регулируемое надбиологическими механизмами.

Вероятно, сохранившийся у примитивных сообществ до нашего времени обычай взаимного отдаривания и есть первая форма обмена результатами своего труда. При этом даже простой обмен дарами обнаруживает нерасторжимую связь не только с реалиями физиологии (возможностью удовлетворить какую-то потребность), сколько с феноменами психики. Так, рисуя черты этнографического портрета племен маори М. Мосс в своем «Очерке о даре» пишет, что связь по­средством обмениваемых вещей устанавливает особую форму отношений между людьми. Она становится «связью душ», так как произведенная человеком вещь сама обла­дает ею, происходит от души. По­дарить нечто кому-нибудь — значит подарить нечто от своего «Я». Более того, психическое доминирует над физиологическим, ибо часто подаренную вещь необходимо передать кому-то другому, поскольку принять ее от одного — значит принять нечто от его духовной сущности, от его души. Задерживать дар у себя было бы опасно, и не просто потому, что это не дозволено обычаем, но так­же и потому, дар обладает религиозно-магиче­ской властью[15].

Система взаимного обмена дарами способна развиться в систему всеобщего отчуждения любого продукта. Об этом пишет Б. Малиновский: батат, ко­торый выращивается, и батат, который поедается,— не один и тот же; во время сбора урожая продукт, выращенный в своем хозяйстве, отсылается человеком в дом своей сестры, а его дом снабжает бататом брат его жены. Отсюда субъектом законченного производственного цикла (производство-потребление) становится не какая-то одна семья, но целая группа, рождается новый уровень социального объединения. Этот же обмен дарами способен породить и институт распределения. Так, в «Сексуальной жизни дикарей Северо-Западной Меланезии», характеризуя погребальные и поминальные обычаи, он констатирует, что череда заупокойных даров-раздач растягивается на годы и тянет за собой настоящий клубок обязательств: члены субклана покойного должны обеспечить еду и отдать ее главному организатору, главе субклана, тот накапливает ее и затем раздает, кому положено. Последние, в свою очередь, перераспределяют ее (по крайней мере, частично). И каждый дар в этом огромном комплексе формируемых связей влечет за собой собственную цепочку ответных подарков и обязательств, которые будут осуществлены в будущем[16].