|
194 ски не проанализированного убеждения в реальности-всего того, что дано ощущению и мышлению. Но здесь налицо и «дурной идеализм нового времени, согласно которому мыслимое всегда субъективно и, следовательно,. не есть существующее, так как посредством мышления существующее превращается в мыслимое» (24, 10, 33). Этот «дурной» идеализм — субъективный идеализм Нового времени. Гегель видит выход в своем объективном идеализме. Но ведь и провозглашенное им тождество бытия и мышления не решает вопроса. Действительное решение проблемы единства мысли и мыслимого объекта, субъективного и объективного оказалось возможным на основе теории отражения диалектического материализма, исходящего из признания того, что познание возникает на основе практического действия, практики, которая соединяет в себе «достоинство всеобщности... и непосредственной действительности» (3,29, 195). Не менее важный для понимания дальнейшего развития философии вопрос поднимается Горгием и в третьем аргументе. Речь идет о невыразимости знания и необъяснимости его для другого. Смысл аргумента состоит в том, что мы выражаем знание и передаем его другому человеку с помощью слова. «Слово же не есть субстрат и сущее: а значит, не сущие вещи сообщаем мы своим ближним, но слово, которое отлично от субстратов» (Секст Эмп. Против ученых VII 184). И обратно, не слово объясняет внешний предмет, а, наоборот, само слово должно объясняться внешним предметом. Но и это невозможно. «Значит, слово не выражает множества субстратов, как и субстраты не делают ясной природу друг друга» (там же, 86). Гегель справедливо отметил, что в данном рассуждении Горгий делает упор на чувственном характере знания и реальности. Он исходит из того, что вещи, воспринимаемые различными чувствами — слышимые слухом, видимые зрением и т. д., — могут быть выражены только этими чувствами. Слышимое не может быть показано зрением, видимое—слухом, а то и другое не могут быть выражены (показаны) словом. Несколько сужая проблему, Гегель видит здесь родство аргументации Горгия кантовскому доказательству непознаваемости вещей в себе. «Если я настаиваю на этом различии (субъективно ощущаемого и объективно сущего.—А. Б.), то я не могу, разумеется, познавать того, что есть» (24, 10, 33). Пре- 195 одоление трудности, обнаруженной Горгием, Гегель видит в раскрытии диалектики мышления, состоящей в том, что для нее «истина чувственно сущего» есть противоречие. Ибо «существующее понимается также и как нечто несуществующее, но именно в этом понимании оно превращается во всеобщее» (там же). — 148 —
|