|
36 приведу несколько строк-карточек из хрестоматийного стихотворения этого замечательного поэта, которое называется "Появление героя": Ну что я вам могу сказать? Он что-то знает, но молчит. Не знаю, может, ты и прав. Он и полезней, и вкусней. У первого вагона в семь. Там дальше про ученика. Пойдемте. Я как раз туда. И т.д. Особую роль в исследовании шизотипического дискурса сыграла работа Бориса М. Гаспарова о "Мастере и Маргарите", в которой было показано, что пучки цитат-мотивов располагаются на разных уровнях структуры художественого дискурса, образуя запутанную нелинейную модель художественного сознания - явный аналог полисемиотической модели шизотипического сознания, которую мы пытались обрисовать выше. Б.М. Гаспаров показал, что, дернув за ниточку в одном месте текста булгаковского романа, мы начинаем распутывать неимоверной длины клубок мотивов. Так, например, один из главных героев романа Иван Бездомный обладает целым пучком интертекстовых двойников, задаваемых его именем и фамилией - поэты Демьян Бедный, Андрей Безыменский, евангелист Иоанн, Иванушка-дурачок - все они существуют в читательском восприятии этого героя примерно так же, как осколки характеров сосуществуют в одной личности шизотипического человека. Каждый мотив ведет за собой раскрытие других мотивов. Аналогия с Иванушкой-дурачком обусловлена тем, что клиника профессора Стравинского, куда попадает с шизофреническим шубом Иван Бездомный, представляет собой нечто вроде волшебного заколдованного замка, а сама фамилия Стравинского ассоциируется со знаменитым композитором и его сочинениями на руские народные темы - "Весна священная", "Свадебка", "Петрушка", "История солдата" (последняя, кстати, написана в такой же цитатной шизотипической манере). Тема евангелиста Иоанна подключает евангельский, точнее, пассионный пласт повествования. "Мастер и Марагарита", утверждает Б. Гаспаров, - это роман-пассион, где развитие сюжета начинается с пленения Иисуса и кончается погребением. Таким образом, весь роман построен как 37 полифоническое или лучше сказать верлибрическое нагромождение разнопорядковых мотивов (подробно см. [Гаспаров 1995]). При этом чрезвычайно важной является еще одна черта данного текста, которую в свое время отметил Ю. М. Лотман, а именно тот факт, что в нем очень большую роль играет проблема поиска границы между текстом и реальностью, между тем, что выдумано, и тем, что происходило "на самом деле", что на формальном уровне манифестирутся тем, что текст романа Мастера и "реальность" московских событий все время переплетаются друг с другом и как бы наезжают друг на друга. При этом в принципе не понятно, какой пласт, московский или ершалаимский, обладает большей реальностью [Лотман 1992]. — 31 —
|