Zero

Казалось, она напугана. Я поспешила успокоить её:

— Не стоит волноваться. Считается, что фильм предвзятый. Высосан из пальца врагами Америки. Не сомневайся, я не против Америки или американцев. Разве что, я против Буша. И всё равно мне не хочется, чтобы фильм оказался правдой… Знаешь, во всём этом деле слишком много нестыковок и противоречий. Допустим, администрация Буша ни в чём не виновата и не связана с террористами. Предположим худшее: администрация проявила некомпетентность. Бездействовала. Не среагировала на нападение вовремя. Но ведь она же не хотела ставить на карту жизнь тысяч людей, причинять страдания миллиардам людей во всём мире. Пусть так. Тогда, почему не выступить с разъяснением, зачем чинить препятствия задающим вопрос за вопросом? Не лучше ли ответить на них?

Джинни посмотрела на меня глазами полными слёз. Нижняя губа нервно дрожала. В едва слышном голосе слышалось раздражение:

— Какая всё-таки несправедливость… смотреть такой фильм… в Италии. Ведь мы в Риме из-за… Колизея… Микеланджело… музеев Ватикана…

— Я уже попросила прощения… извини…

Я не знала, что сказать дальше. Теперь вообще было не о чём говорить. В общем, мне всё равно, поселился ли червь сомнения в этих здоровых и нетронутых политикой американцах. Но я отчётливо осознавала, что совершила ошибку. Мысль об этом не покидала меня ни на минуту. Единственное, что сейчас нужно, так это прекратить спектакль. Поскорее бы белокурое семейство попрощалось с нами и растворилось в ночной темноте.

— Что же, пора ехать. Я провожу вас, — решительно сказала я.

Джинни ничего не ответила. И продолжала смотреть на спящих детей.

Как же неприятно возвращаться в гостиную под яркий свет люстры. Гарольд и мой благоверный только что распечатали бутылку сладкого десертного вина и вели разговор про кино. Последний фильм Клинта Иствуда оказался как нельзя кстати. Великое кино, соглашались друг с другом мужчины. И взахлёб пересказывали друг другу сцену за сценой, лишний раз убеждая себя любимых, что они видели шедевр.

Мужья предложили нам выпить.

Мы не стали присоединяться. Обеим не хотелось продолжать светскую игру в прекрасный ужин. Ах, до чего же великолепно время после ужина в Риме. Вечерний разговор. Вам чай или кофе? Что-нибудь выпить?

В моей душе нарастала волна гнева. Медленно, но неотвратимо. Нет, меня вовсе не выводила из себя реакция белокурой американки. Раздражало безотчётное веселье и безразличие мужчин.

— Не хочу, — отвела я в сторону бокал и вместе с ним всё остальное, что не могла отвергнуть открыто. Ведь о главном не было сказано ни слова.