В гостиной полумрак. Стараюсь не смотреть в его сторону. Мысленно понимаю, о чём он сейчас думает. Разгадываю каждое его движение. Думаю, пора запретить браки сроком более двадцати пяти лет. Нельзя жить с одним мужчиной так долго. За годы, прожитые вместе, муж и жена становятся как бы единым телом. В то же время, мозг работает разнонаправлено. И женщины, и мужчины мыслят всё более радикально. Причём, каждый в своём направлении. Всё чаще культивируют свои экстремальные недостатки и достоинства. Как говорится, в силу половой принадлежности. Вот я, например, с годами стала более ранимой и более пассионарной. Он — ещё более недосягаемым и невозмутимым. Он обустраивает всё более прочную оборону. После того, как авторы фильма сформулировали последний вопрос, я услышала, как муж выпустил воздух ноздрями. Долгий тяжёлый выдох. Дурной знак. Даёт понять, как ему надоело всё это. И фильм — дерьмо. Нечто среднее между вздохом облегчения и недовольства. Эхом отозвался другой мужчина. Выдавил из себя пренебрежительный смешок. Это Гарольд! Я щёлкнула выключателем. Щёки мои горели. Сердце учащенно билось. Гарольд и муж переглянулись. Словно сговорились. Джинни встала с кресла. На лице печать беспокойства. — Взгляну, как там дети, — извинилась она и направилась в спальню. Я поспешила присоединиться к Джинни. Удачный повод не оставаться в компании с мужьями — своим и Джинни. Дети были необыкновенно красивы. У всех детей черты лица приобретают во сне особую гармонию. Детская красота сродни цветам или фруктам. Безмятежное совершенство запечатлено светоносной кистью великого живописца. Джинни поправила одеяло в ногах Фрэнни. Я же прикоснулась ладонью ко лбу Сеймура. Ощутила свежесть сонного тепла. Присела на краешек двуспальной семейной кровати. Джинни присоединилась ко мне. В наступившей тишине особенно отчётливо слышался дружный смех в гостиной. Но каким-то безрадостным был этот мужской хохот. — Джинни, — сказала я не без усилия, — прости. Почему-то я употребила напыщенную формулу английского языка. Думаю, она тяжело прозвучала в её ушах: «I beg your pardon» , — зачем-то сказала я. — Наверное, не стоило смотреть этот фильм, — продолжила я виновато. — Но, знаешь, он почему-то засел у меня в голове. Я не могла думать ни о чём другом… Сама не знаю, зачем я впутала вас в это дело… Прежде чем ответить, Джинни долго молчала. Не сводила глаз со спящих детей, словно моля о защите невинных. — Этот фильму покажут в кинотеатрах? — спросила она едва слышно. — 66 —
|