«Не надо было устраивать просмотр, — продолжала я разговор сама с собой. — Жить с горем и без того тяжело. Надо научиться оставлять его за порогом. Нет лекарств, чтобы вылечить от горя. Нет такого хирурга, который бы удалил его скальпелем. А фильм при всей своей взрывной силе вопросов, остающихся без ответа, только усугубляет горечь страданий. Зло загоняет твою боль внутрь. Отягощает подозрениями всё, что казалось судьбой. С тех пор, как я посмотрела этот фильм и показала его своим гостям, меня не покидает страх. Какой-то телесный недуг. Неизлечимая болезнь». Покончив с уборкой, я закурила сигарету и присела на диван в гостиной. Предстояло пережить наступившую ночь. Не из-за угрызений совести, а потому, что ночь — самое опасное время суток. Особенно, если на душе скребут кошки. Вот снова закурила. Мысли путались. Я пыталась отыскать в их клубке ту логическую нить, потянув за которую, можно было бы внести ясность в события дня. Четыре часа утра. Я всё ещё сижу с отяжелевшей от воспоминаний головой. На ум приходит моя юность. Членство в компартии. В восемнадцать лет черта — вступление во взрослую жизнь. Первая поездка в Соединённые Штаты. Помнится, была открытка, которую я вклеила в дневник. С дневником я не расставалась ни на минуту: «It has been such a long travel, that I've forgotten where I was going» — написала я по-английски. — «Такое долгое путешествие, что я забыла, куда еду». Тогда мне и в голову не приходило, что, быть может, речь идёт о всей моей жизни. И вот я уже на полпути. С точки зрения арифметики я уже преодолела первую часть: «Земную жизнь пройдя до половины». Но так до сих пор и не поняла, почему в человеческом сердце есть место для индифферентности. Организовать кровавую бойню во имя оправдания войны! Убить одного, чтобы затем убить многих! Как вообще такое возможно? Неужели всё это наяву? Или мы имеем дело с бредом? Безумство вскармливает невежество. Наподобие эпидемии оно растёт вширь. Вместе с ним возрастает и страх. Когда наконец мы с бессонницей решили перебраться в спальную комнату, за окном светало. Муж включил ночник, как только я закрыла за собой дверь. — Ну наконец-то, — ласково пробормотал он. — Не спишь? — Как, по-твоему? — По-моему, что?. Я нырнула под оделяло в поисках привычного тепла. Сначала согреться, потом заснуть. Муж понюхал воздух: — Курила? — Одну. — Не ври, не меньше трёх. — Три… Я закрыла глаза. Но чувствовала — муж не спит. Мышцы напряжены. Кстати, он всегда доволен, когда не спит и мышцы напряжены. Казалось, хочет сказать этим: «Думаешь, я бесчувственное животное? Ошибаешься, я не такой, как все». — 70 —
|