|
— Можешь, — сказал Аслан. — Неужели ты думаешь, что я не подчиняюсь своим собственным законам? (К. С. Льюис . Покоритель Зари) Подчиняясь Закону, могучий лев Аслан даже вынужден смиренно принести себя в жертву по воле злой Колдуньи, властвующей в этом мире («Лев, Колдунья и платяной шкаф»). В несколько вульгаризованной форме та же мысль выражена учеником известного мистика и оккультиста Г. Гурджиева: Мы много говорили об идее чуда, о том, что Абсолютное не может проявить свою волю в нашем мире, что эта воля проявляется только в виде механических законов и не может проявиться в их нарушении. Не помню, кому из нас пришла на ум хорошо известная, хотя и не очень почтительная школьная история, в которой мы усмотрели иллюстрацию к этому закону. Речь шла о семинаристе-переростке… — Ну, приведи мне пример чего-нибудь, чего не мог бы сделать Господь, — обратился к нему епископ-экзаменатор. — Это нетрудно, ваше преосвященство, — отвечал семинарист, — Даже Сам Господь не может простой двойкой побить козырного туза. …В этой глупой истории больше смысла, чем в тысяче богословских трактатов. Законы игры составляют суть игры, и нарушение их разрушило бы всю игру. (П. Успенский . В поисках чудесного) С другой стороны, для многих других средневековых схоластов, а вслед за ними — и для наиболее глубоко мыслящих философов Нового времени, Бог безусловно выше законов логики и никак не связан с ними. Известный схоласт св. Петр Дамиани (1007— 1072; к нему восходят слова «философия — служанка теологии») писал: Вот, к утверждению, что Бог не может восстановить деву после падения, будто бы последовательно, прибавляют: разве Бог может сделать так, чтобы бывшее стало небывшим? Как если бы раз [навсегда] было установлено, что если дева порочна, уже более невозможно стать ей чистой. Что, конечно, по отношению к природе истинно и правомерно утверждать; не может быть, чтобы одному и тому же чего-либо случилось и быть, и не быть [одновременно]. Ведь одно другому противоположно, так что если одно, другого быть не может… Однако эта невозможность… никак не касается божественного всемогущества. Ведь тот, кто дал начало природе, легко, если пожелает, устраняет природную необходимость. (О божественном всемогуществе) Позднее о соотношении божественного всемогущества и человческого разума много размышлял Декарт (см. книгу Л. Шестова «Афины и Иерусалим»). Вот как комментирует мысли Декарта современный философ: Проблема состоит в том, может ли Бог создавать мир таким образом, что его структура, его строение превосходили бы наши возможности понимания… Мы не можем вводить понятие Бога как представление, как элемент нашей структуры философского размышления, если мы в чем-то его ограничиваем и приписываем ему необходимость создавать только такой мир, который мы можем понимать. Мы должны допустить, что он может создать любой мир, в том числе и тот, в котором три угла треугольника не были бы равны двум прямым и где были бы горы и не было бы долин. А в нашем мире, по определению, если есть гора, то есть и долина… Но мы не можем некоему процессу творения или некоей творящей силе предписать ограниченность нашего мышления. По Декарту, если есть богохульство, то высшее богохульство — пытаться мыслить вместо Бога. Рассуждать: вот это возможно, а это невозможно, или это имеет такую-то цель. — 37 —
|