|
Рассматривая человека как демиурга, естественно задаться вопросом: в какой мере произвольны эти «вторичные миры», сотворенные человеком? Первичный , то есть истинный , мир, сотворенный Богом, мог быть каким угодно (или не быть вообще — Бог не был обязан творить мир!): Бог есть любовь… Богу ничего не нужно. Он дает от полноты. Учение о том, что Бог «не был обязан» творить мир — не сухая схоластика; оно очень важно… Он породил ненужные существа, чтобы любить их и совершенствовать. Он творит мир, предчувствуя (или чувствуя? для него нет времени), как роятся мухи у креста, как больно касаться дерева израненной спиной, как перехватывает дыхание, когда обвиснет тело, как нестерпимо болят руки, когда приходится вздохнуть… Вот она, любовь. Вот Он, Бог, Творец всякой любви. (К. С. Льюис . Любовь) Утверждение о произвольности Божественного акта творения очень важно и, в действительности, необщепризнанно даже в рамках иудеохристианского мировоззрения. В западной христианской традиции прослеживается две линии, которые восходят в конечном счете к Аристотелю и Платону. Св. Фома Аквинский, синтезировавший в своей системе католическую догматику с учением Аристотеля, утверждал: «Только то исключено из всемогущества Бога, что противоречит сущности разума (!), а именно, что нечто одновременно существует и не существует или что бывшее стало небывшим». Тем самым, «сущность разума» рассматривается как ограничение на Божественное всемогущество — что необязательно (и даже нельзя!) понимать в примитивном «богохульном» смысле, так как сам человеческий разум сотворен Богом. В любом случае, Бог не вмещается в тварный мир, и творение есть акт самоограничения Бога (умаления — по-гречески кенозис). Самим актом творения Бог связывает Себя. Речь идет о пределах этого самоограничения. Эта мысль подчеркивается в принадлежащих христианской традиции сказках К. С. Льюиса, где действует Аслан — воплощение Бога в образе льва: Люси увидела… заголовок: «Как сделать невидимое видимым». Она прочитала про себя заклинание, чтобы не сбиться на длинных словах, произнесла его вслух, и сразу поняла, что оно сработало… Она протянула руки и кинулась вперед, ибо в дверях стоял сам Аслан, Царь царей, огромный, теплый, пушистый, как всегда… — Ах, Аслан! — сказала она. — Как это хорошо, что ты пришел! — Я был здесь все время, — сказал он, — но ты сделала меня видимым. — Ну что ты! — сказала она. — Не смейся надо мной. Разве я могу заколдовать или околдовать тебя ? — 36 —
|