|
— Корней Захарович нашел записки профессора Лебедянского, запрашивает, что с ними делать, — сказал Романов. Данила кивнул и взял со стола еще одно письмо. «…Да, это был долгий путь. От простого охотника, проводника экспедиции, до Героя Советского Союза. Путь этот был порой тяжел и горек. Но я прошел его хорошо и вернулся на Камчатку, к вулканам. Когда я не вижу их, я тоскую. Эта привязанность появилась у меня давно, много лет назад, когда мы с профессором Лебедянским спускались в кратер. Вулканы подарили мне дружбу этого замечательного человека и многое отняли — сына, друга. Черная тень подозрения легла на меня… Конечно, меня все еще влекут к себе вулканы, но… Если бы Данила был жив, сказал бы я ему: ты молод, силен, иди, покоряй! Но сына нет. Что потеряно — не вернешь. В этом письме я оглянулся на прошлое, но в жизни надо смотреть вперед. Что принесет мне будущее, я, понятно, не знаю. Предстоит большая работа. Колхоз переехал в долину реки Синей. Будем там строиться заново, и мои руки пригодятся. Я хочу быть полезным народу, насколько это в моих силах. 5 июля 1953 года. Кречетов». Отец жив! Данила свернул письмо и вложил его в конверт. Романов, не шевелясь, сидел на диване. В комнате было тихо. Серая кошка потерлась о ноги Данилы, прыгнула ему на колени и, устроившись поудобнее, замурлыкала. Он провел рукой по гладкой шерсти и прислушался к себе. Кажется, ничего не изменилось, а надежда, которая все эти годы таилась в душе, вырвалась наконец на свободу и начала разливаться по всему телу, как летний теплый дождь разливается по земле, напитывая ее благодатной влагой. Радость! Никогда еще Данила не испытывал такой радости. — Дядя Петя! Дядя Петя! — сказал он и уткнулся, как когда-то в детстве, лицом в его грудь. — Что ты, Данилка! Все ведь хорошо. Через полчаса они оделись и вышли на улицу. Ночь лежала над городом. Лениво кружась, падали крупные снежинки. Громоздясь один над другим, поднимались к небу светлые квадраты окон. Сновали автомашины. Романов и Данила шли медленно, нога в ногу. Они вышли на Комсомольскую площадь и по широкой лестнице стали спускаться к берегу Амура. — Помнишь лето сорок первого года? — спросил Романов. — Лестница тогда была дощатая, — ответил Данила. На берегу не было ни души. Снегопад кончился, и проглянули звезды. Ледяное поле Амура терялось в темноте, и там, на левом берегу, далеко-далеко, приветливо мигал одинокий огонек. У Данилы вспыхнуло острое желание пойти и посмотреть, просто посмотреть, кто там живет, кто не спит в этот ночной час. И оттого, что он не мог немедля исполнить свое желание, ему стало грустно. Какой-то кусок жизни, может быть самый интересный, неразгаданным проходил мимо него. — 136 —
|