— Полагается произнести тост. Выпьем за твое тридцатилетие, Данила. — За нашу встречу, Петр Васильевич. Данила положил на свою тарелку золотистое, аппетитно подрумяненное куриное крылышко, добавил гарниру — цветной капусты и картофельного пюре. Все было очень вкусно. Данила похвалил, потом, без видимой связи с этим, сказал: — А я в столовых питаюсь. Надоело. — Жениться надо, — заметил Романов. — Чтобы жена готовила обеды? Романов улыбнулся. Вопрос был немного каверзный, — молодежь иногда любит поддеть стариков. — Без женщины человек грубеет, мой друг. — Почему же ты не женился до сих пор? — В свое время не успел этого сделать, а теперь, пожалуй, поздно. После ужина они вернулись в кабинет. Романов уселся на диван и вытянул ноги. Данила закурил, стал глядеть в окно. — Ну, что скажешь о моем камчатском дневнике? — спросил Романов. — Прочитал? Данила не ответил. — Давно это было, а до сих пор не могу забыть. А недавно еще Корней Захарович напомнил об этой старой истории. — Он жив? — Данила резко повернулся. Не мигая, каким-то странным, сдержанно-вопрошающим взглядом смотрел он на Романова. — Жив? С первого часа встречи Данила ждал разговора об отце. Несколько раз он сам порывался начать его, но почему-то сдерживался. Иногда лучше находиться в неведении, чем знать горькую правду. Это не малодушие, а желание сохранить какую-то надежду на встречу в будущем. Данила после войны искал отца, писал в прокуратуру Союза. Оттуда сообщили, что дело Кречетова было прекращено в 1941 году. А что с ним стало дальше — неизвестно. — Да ты что, Данила? — всполошился Романов. — Разве не читал писем Корнея Захаровича? Я же оставил их тебе на столе. Они в конверте под прессом. Данила покачал головой. — Корней Захарович жив. Жив и здоров. — Расскажи, дядя Петя. — Данила вдруг разволновался и полез за сигаретами. Потом торопливо взял голубой конверт и вытряхнул из него письма. — В сорок первом году, — как бы сквозь сон слушал Данила Романова, — Корнея Захаровича взяли на фронт. За форсирование Днепра он получил звание Героя Советского Союза. В сорок шестом вернулся на Камчатку. Вступил в оленеводческий колхоз. Года четыре назад переселился в долину реки Синей… Данила слушал и одновременно читал письма; он пытался представить себе нынешний образ отца, но воображение рисовало его таким, как двадцать лет назад. Между листочками письма — телеграмма. Данила долго не мог вникнуть в ее смысл. Речь шла о какой-то тетради. Он вопросительно посмотрел на Романова. — 135 —
|