|
— Где война, там и поэты, — сказал он. — Палестинские воюют за свою землю. Израильские — за свою. Мы хлебнули еще по глотку, и Алим задумался, глядя на снеговые очертания ливанских гор. Порывы ветра, летящие с их вершин, обволакивали нас тонкими запахами цветущих роз, лепестки которых, слегка привядшие, подсохли, полегчали и, когда веянье ветра усиливалось, шевелились и подползали душистыми ручейками к черным, начищенным ботинкам Кешокова. А я глядел на него и представлял себе, каким он был сорок лет тому назад, черноволосый юноша в черкеске с газырями, а может быть, в простой офицерской гимнастерке, в мягких сапогах со шпорами, с автоматом через плечо, с бесшумной походкой охотника и кавалериста. В той же Кунейтре пред тем, как возвратиться в Дамаск, я спросил Муина Бсису: — Какая у тебя сокровенная мечта в жизни? Он ответил не задумываясь: — Чтобы меня похоронили в родной земле, в независимой и свободной Палестине! Но не дожил Муин до создания независимой Палестны. И до своей мечты — быть похороненным в родной земле. Он умер в изгнании, в одной из лондонских гостиниц, где жил под чужим именем с тунисским паспортом. И лишь одна из английских газет в хронике событий кратко сообщила о том, что в таком-то отеле в 207-м номере было найдено тело какого-то «тунийца». На стене его комнаты был приколот кнопками портрет Че Гевары. А у меня после моих скитаний по Ближнему Востоку постепенно сложился цикл стихотворений, в котором я попытался понять, почему восточноевропейские жертвы Холокоста, поселившись в Палестине, переродились в беспощадных колонизаторов и строителей «нового мирового порядка». И конечно же, все мои чувства, которые в Польше были обращены к ним, в Ханаане я отдал соплеменникам Муина Бсису. Некоторые из этих стихотворений я включал в свои книги 70—80-х годов. Но, собранные вместе с неопубликованными в один цикл, они обретают иную жизнь, особенно в наше время. 1 Под небом пустынного края, известном из Книг Бытия, я слушал, как, в море впадая, шумит Иордана струя. Здесь каменной соли навалом, здесь почва, как соль, солона, здесь стала от слез минералом несчастного Лота жена… Тяжелое Мертвое море насыщено солью насквозь — в него палестинское горе соляным раствором влилось. Вода Иордана струится, уходит под взорванный мост — сомкнулись река и граница, железный шлагбаум и пост. Здесь наземь слетела косынка, когда, у себя за спиной оставив свой дом, палестинка застыла, как столп соляной. Здесь выжжены мирные нивы — 256 —
|