|
Польская хроника 1 Я на поезде скором спешил из Москвы в направленье Варшавы, покидая границы державы, где полжизни с размаху прожил. Захотелось и мне посмотреть, как сверкает чужая столица, как торопится жить заграница, как звучит иностранная речь. Я увидел пейзажи на взгляд столь же милой славянской равнины, разве только что вместо осины здесь всё чаще каштаны шумят. Да по праздникам в Кракове пьют — не «Столичную», а «Выборову», захмелеют — и песни поют, и живут подобру-поздорову. И должно быть, была хороша сторона под названием Польша, но случилось так странно и пошло, что была неспокойна душа. Потому что, куда бы стезя ни вела за широкие реки, от любимых примет, от себя не уйти, не уехать вовеки. 2. Пепел и алмаз Умирает на белом экране для чего-то рождённый на свет террорист с револьвером в кармане, милый мальчик, волчонок, поэт. О как жаль, что она остаётся! Две слезинки бегут по щекам… Вот и кончено… Что остаётся? Остаётся платить по счетам. Я ведь тоже любил неуютность, я о подвигах тоже мечтал. Слава… странствия… родина… юность… Как легко, как высоко витал! Умирает убийца на свалке, только я никому не судья. Просто жалко. И девушку жалко, и его, и тебя, и себя. 3 По «Гранд-отелю» бродит швед, скучает с длинноногой шведкою. Он, видимо, объездил свет и утомился жизнью светскою. Он на машине подлетел к руинам взорванного здания и, хлопнув дверцей, оглядел следы варшавского восстания… Так бестолково проживать — слоняться, морщиться, покуривать, не пропивать, не прожигать, а просто-напросто прогуливать. Пускай распнут! Пускай сомнут, но есть у нации наследие, и эти несколько минут облагородили столетие! Жиреет плоть, дымится снедь, но где-то рядом в смежной области живут поэзия и смерть, сопротивляясь вечной пошлости! 4. Разговор в баре Я сказал ему: «Гагарин»! Я сказал: «Борьба за мир!» И ответил англичанин: «Лондон! Англия! Шекспир!» Чтобы не угасла тема, я вскричал без лишних слов: «Черчилль!» — и тогда мгновенно он парировал: «Хрущев!» Стопки сдвинули со стуком, молча выпили за жизнь и, довольные друг другом, у лыбаясь, разошлись. Слава людям знаменитым — будь то вождь или король, космонавтам и министрам, кинозвездам, футболистам — лишь бы имя, как пароль. Он доволен — я доволен, каждый при своем уме, Каждый, к сожаленью, волен жить, как хочет, на земле. 5 Июльская жёлтая рожь дышала дыханием свежим, струился за стёклами дождь, когда мы въезжали в Освенцим. Как водится, всё заросло, бараки, пути, эшафоты, поскольку добро или зло — — 250 —
|