|
Ровесник Межирова, известный советский переводчик Лев Гинзбург в книге «Разбилось лишь сердце мое» так вспоминал о своем местечковом детстве: «В школьные годы у меня были тайные от всех игры. Сначала я сам с собой или сам для себя играл в суд, печатал на пишущей машинке грозные определения, приговоры, обвинительные заключения с беспощадной до замирания сердца подписью: «Верховный прокурор СССР, — дальше шел росчерк — какая-нибудь выдуманная фамилия». Ну что это как не этническая шизофрения? Ею был болен и Арон Копштейн, издавший в 1939 году книгу «Радостный берег» — о Дальнем Востоке, архипелаге лагерей, в одном из которых именно тогда умирал Осип Мандельштам. Копштейн заклеймил троцкистов-бухаринцев в косноязычных, но выспренных стихах: Их вырвали, как вырывают с поля Побеги чуждых, злобных сорняков, О, Сталина незыблемая воля, Присяга партии большевиков. Постоянные поиски врагов в 30-е годы, как болезнь, унаследованная от отцов, входила в плоть и кровь нового поколения литераторов, едва возмужавшего к 1937 году. В 1937 году сын Э. Багрицкого (первый муж Елены Боннер) и тоже поэт Всеволод писал: «Вспоминаю с гордостью теперь я про рассказы своего отца». Но сын унаследовал от него не только манию преследования, жившую в генах отца-одессита: «Оглянешься, а вокруг враги, руку протянешь — и нет друзей. Но если он (век. — Ст. К.) скажет: «Солги!» — солги. Но если он скажет: «Убей!» — убей», но, подражая отцу и буквально повторяя его, шестнадцатилетний юноша пишет: Какое время! Какие дни! Нас громят или мы громим (! — Ст. К.), Я Вас спрошу, И ответите Вы: «Мы побеждаем, Мы правы». Но где ни взглянешь[17] — враги, враги… Куда ни пойдешь — враги. (1938 г.) А творец «Бригантины» — знаменитого гимна авантюристов-романтиков Павел Коган? Он ведь тоже самозабвенно играл не в «казаки-разбойники», а в чекистов времен Ягоды и Агранова. Мы сами, не распутавшись в началах, Вершили скоротечные суды. (1937 г.) Во имя планеты (! — Ст. К.), которую мы У мора отбили, Отбили у крови, Во имя войны сорок пятого года, Во имя чекистской породы. (1938 г.) В лице молочниц и мамаши Мы били контру на дому — Двенадцатилетние чекисты, Принявши целый мир в родню, (конец 30-х годов) Интересны здесь некоторые проговорки. Вроде бы Павел Коган, как его старшие учителя, опирается в своих надеждах на будущее, на чекистов, на касту, замкнутую в советских границах, но одновременно пытается говорить о какой-то совершенно утопической местечковой всемирности: «Во имя планеты», а не только России, «принявши целый мир в родню»… И конечно, апогеем этого «глобализма» были знаменитые строки: — 219 —
|