Только не говори маме. История одного предательства

Мама сдержала свое обещание, и инцидент со шнурком от ночной сорочки больше никогда не вспоминали. У моей матери было своеобразное отношение к проблемам: «Если мы не говорим об этом, значит, этого и не было». И ее логика, как будто была заразной, передалась всему больничному персоналу.

После этого отец навестил меня без матери только один раз.

– Помни, Антуанетта, что я тебе говорил. Никому нельзя рассказывать о наших семейных делах, поняла?

– Да, папа, – ответила я, пытаясь ускользнуть под одеяло, лишь бы спрятаться от его сурового взгляда: в его глубинах я видела зарождающуюся ярость, которая грозила выплеснуться, стоило мне когда-либо ослушаться его.

Каждый день я ждала, что придет мама, и раз за разом меня ждало разочарование. Когда она наконец пришла, то долго извинялась. Ее оправдания сыпались на меня, и я, желая верить ей, кивала головой в подходящие моменты. Работа, объясняла мать, совершенно вымотала ее. Так долго приходится добираться на автобусе, продолжала она. Еще мама говорила, что тетя Кэтрин с нетерпением ждет меня к себе. Семья у нее обеспеченная, поэтому ей не нужно работать. Мама сожалела, что не может себе позволить сидеть со мной, но не сомневалась в том, что я все прекрасно понимаю. И тоже должна с нетерпением ждать визита к тете.

А у меня, одиннадцатилетней, было только одно желание: вернуться домой к своей маме, – но желание доставить ей удовольствие снова оказалось сильнее.

– Я очень рада, что смогу поехать к тете Кэтрин, – ответила я и была вознаграждена счастливой улыбкой и двумя поцелуями в обе щеки.

Последние дни в госпитале слились в один: я читала, играла с другими детьми, ждала, когда мне скажут, что завтра выписка. Наконец этот день настал.

В то утро я встала рано, оделась, сложила в свой чемоданчик одежду и книги, которые накопила за три месяца пребывания в больнице. Закончив сборы, я села на кровать и стала терпеливо ждать маму.

Глава 15

Сначала поездом, а потом на автобусе мы с мамой добрались до Кентского побережья, где в большом, беспорядочно спланированном доме жила тетя Кэтрин. Мне выделили милую комнату с обоями в цветочек, которые сочетались с таким же цветастым покрывалом на белой кровати. Как мне сказали, когда-то это была спальня дочери тети Кэтрин, но теперь, когда Хейзел стала старше, ее переселили в комнату побольше.

Тетя Кэтрин не находилась с нами в кровном родстве – она была лучшей подругой моей матери. В пятидесятые годы добавлять титулы «тетя» или «дядя» к именам взрослых считалось обычным для всех, кто был моложе двадцати одного года. Тетя Кэтрин была миловидной женщиной с волосами до плеч, покрашенными в модный по тем временам мышино-коричневый цвет, выдавая тем самым свою принадлежность к поколению, которое не слишком зависело от искусства парикмахеров. Шлейф ее духов, в которых смешивались легкие цветочные ароматы и вкусный запах выпечки, надолго оставался в комнате после ее ухода. У нее, в отличие от моей матери, ногти были коротко подстрижены и накрашены самым бледным розовым лаком, а ноги обуты в сандалии на плоской подошве. Высокие каблуки, как я заметила, она надевала только в особых случаях, например в те дни, когда выводила меня в чайные, напоминавшие мне раннее детство.