|
останавливаясь, осторожно объехала лежавший автомобиль, а потом резко увеличила скорость. -- Отлыниваете! -- засмеялся Густав и свалил пулей водителя. Машина, поплясав, сделала скачок к парапету, продавила его и косо повисла над пропастью. -- Дора, -- сказал я, -- вы умеете обращаться с ружьями? Она не умела, но научилась у нас заряжать карабин. Сперва у нее не было сноровки, она ссадила до крови палец, заревела и потребовала английского пластыря. Но Густав объяснил ей, что идет война и она, Дора, должна показать, что она смелая, храбрая девушка. И дело пошло на лад. -- Но что будет с нами? -- спросила она потом. -- Не знаю, -- сказал Густав. -- Мой друг Гарри любит красивых женщин; он будет вашим близким другом. -- Но они явятся с полицией и солдатами и убьют нас. -- Полиции и тому подобного больше не существует. У нас есть выбор, Дора. Либо спокойно ждать здесь наверху и расстреливать все проезжающие машины. Либо сесть самим в какую-нибудь машину, уехать отсюда и предоставить другим стрелять в нас. Безразлично, на чью сторону мы станем. Я за то, чтобы остаться здесь. Внизу опять появилась машина, до нас донесся ее полнозвучный сигнал. С ней мы быстро покончили, и она осталась лежать вверх колесами. -- Смешно, -- сказал я, -- что стрельба может доставлять такое удовольствие! А ведь раньше я был противником войн! Густав улыбнулся. -- То-то и оно, слишком много людей на свете. Раньше это не было так заметно. А теперь, когда каждый хочет не только дышать воздухом, но и иметь автомобиль, теперь это заметно. Конечно, то, что мы сейчас делаем, неразумно, это ребячество, да и война была огромным ребячеством. Со временем человечество волей-неволей научится ограничивать свое размноженье разумными — 181 —
|