Несколько раз меня вызывал начальник отделения малолеток и пытался вытащить у меня информацию о тех или иных подследственных из моей камеры. На особом подозрении у них находился один малолетка по кличке, помню, «Слон». По сведениям этого начальника отделения малолеток, за ним числились нераскрытые преступления. Но человек он сам по себе был довольно стойкий, умевший держать язык за зубами и не идти на откровенность, поэтому держался молодцом. И вот администрация пыталась через меня тем или иным способом из него что-то вытащить. Кончалось это тем, что я, приходя в камеру, с ним обсуждал этот разговор. Это, собственно, обычная зэковская этика - поставить в известность о подобных переговорах и о грозящей опасности. Человек должен подготовиться к ней. С администрацией, в общем, диалога никакого практически не было. Но и крупных нарушений в камере тоже не было. Надзиратели всегда стремились поймать на чем-нибудь недозволенном. Все кончалось тем, что нарушителя-малолетку вытаскивали в коридор, наносили несколько ударов шлангом, или деревянным молотком - не так, чтобы покалечить, но довольно ощутимо. Малолетки тщательно охотились за окурками во время вывода на прогулку, вывода на следствие или обратно со следствия. Выпросить сигарет у самого следователя было просто невообразимым счастьем, на которое надеяться нельзя. Окурки собирались, конечно, в самых непотребных местах, то есть тут уже не действовали никакие табу, ни «западло», поскольку табак, с их точки зрения, -это нечто святое, не поддающееся никаким осквернениям. Самые мерзкие окурки собирались, высушивались, потрошились, превращались снова в сигареты. И конечно, самым святым законом было на прогулке во дворике поделиться с соседями из другой камеры, если у них совершенно не было курева. Точно так же делились и с ними. Хотя это было связано с большим риском, поскольку надзиратель, ходивший по террасе и наблюдавший за двориками, все это фиксировал, и нарушители в первый раз просто лишались прогулки, а потом лишались передач, или их просто избивали. Если кого-то на чем-то горячем ловили, то шлангом он получал. Но эти ребята были привычные, судя по всему, к такого рода домашним воспитательным мерам, поэтому относились к ним просто со смехом. Между камерами существовала связь. Но, во-первых, у малолеток просто не было достаточной квалификации для ее использования. Самый легкий способ связи - путь по вертикали, то есть из верхней камеры в нижнюю. Через решетку пропускалась нитка с грузиком, потом она завязывалась определенным образом и устраивался своеобразный мост для передачи, скажем, записок. А во-вторых, информации у них особой и не было. Самым главным для них было предупредить подельников о перипетиях следствия. Для этого в двориках оставлялись записки, «ксивы». Все дворики были покрыты под шубу, стены были довольно ноздреватыми, и для тайников хватало мест, которые, конечно, нельзя было обнаружить все сразу. Поэтому такого рода записки время от времени находились нами, и мы сами отправляли их другим ребятам. Но я заметил, что сами малолетки к этому большей частью относились как к игре, а не как к серьезной передаче информации. — 110 —
|