|
В воскресенье вечером, спустя неделю после того, как вернулась из Рима, я пошла на площадь Сан‑Пьер Маджиоре. На улицах уже было полно туристов, в основном немцев, несколько японцев. Я купила гамбургер в friggitoria и съела его, стоя под аркой Сан‑Пьер, одних из ворот старой средневековой стены. Когда назначали нового епископа (в Средние века), через эти ворота он въезжал в город после того, как проводил ночь в монастыре. С того места, где я стояла возле арки, я могла смотреть вниз на Борго Пинти – улицу, на которой мы жили с мамой, когда мне было пятнадцать лет, и видела большие двери Санта‑Катерины. Я вспомнила слова мадре бадессы, предупреждавшей меня о Сандро: мужчина без сердцевины, без души, без внутреннего стержня. У меня не было опыта любовных отношений. Я не знала, чего можно ожидать. Понятно, что люди не умирают из‑за разбитого сердца, но все же я была слегка напугана. Я ждала предсказания. Я хотела, чтобы кто‑нибудь мне сказал, что я еще молода, что у меня вся жизнь впереди (хотя у кого иначе?), что через какие‑нибудь пару недель я смогу уже ходить на костылях и что через месяц или два буду опять как новенькая. Это именно то, что сказала бы мне мадре бадесса? Я испытала сильное желание, порыв постучать в двери монастыря – как тогда, после ночи любви с Сандро, я постучала, и мадре бадесса, вместо того, чтобы отругать, пригласила в свой кабинет и в свое сердце и дала мне vinsanto и hiscotti ai Prato. Но я не постучала. Я доела свой гамбургер и пошла на Центральный почтамт, где было столько туристов, что пришлось стоять в очереди в будку для международных переговоров. Я не разговаривала с папой с тех пор, как он переехал в Техас, но у меня в сумке был его номер – вместе с письмами, на которые я не ответила. Я откладывала с ответом, потому что хотела сообщить ему хорошие новости, которые, как я тогда думала, ждали меня прямо за углом. Я всегда представляла, как сначала я напишу, просто чтобы получить удовольствие от написания слов на бумаге; а потом позвоню, чтобы получить удовольствие от возможности громко сказать вслух: «Папа, ты ни за что не догадаешься! Я выхожу замуж. Ты не поверил мне, когда я позвонила тебе под Рождество, ведь так?». Но когда подошла моя очередь, я передумала звонить. Я вернулась в квартиру Сандро и стала читать «Эмму». Утром – в понедельник утром – я открыла жалюзи на окнах, постирала носки и трусы в раковине и повесила их сушиться. Я сохранила одежду, которую подарил мне Сандро, но заложила драгоценности в ломбарде на площади, где узнала от хозяина, что большинство из них Сандро именно там и приобрел. Все это было очень высокого качества – настоящие этрусские скарабеи, вырезанные из красного сердолика; дорогой нефрит; цепочки и браслеты оказались не серебряными, а из белого восемнадцатикаратного золота; даже часы, выглядевшие совершенно обычными, оказались дорогими. Я унесла из ломбарда девятьсот тысяч лир, почти шестьсот долларов. — 169 —
|