|
Как-то так все и было, иногда это срабатывает. Тереза: И твой отец слышал тебя? Карл: Нет, мой отец – это другая история. Когда мать умерла и ее опустили в могилу, отец хотел прыгнуть туда за ней, убить себя. «Карл, я не могу больше жить. Помоги мне!» Я сказал: «Хорошо, как мне тебе помочь? Хочешь, я достану тебе пистолет, веревку, таблетки? Что мне сделать для тебя? Как мне тебя убить? Как мне тебе помочь?» (молчание) Он страшно рассердился. (смех) «Да как ты смеешь!» – говорит. Он был так зол на меня, что совершенно забыл, что хотел убить себя. (смех) А три месяца спустя у него уже была новая подружка. Моложе на пятнадцать лет! Вот тебе и «я не хочу больше жить!». Короче, я просто указываю на то, что если вы переживаете последствие этого приятия, этой безжалостности, то это – единственный путь. Это и есть сострадание. Не какая-то помощь или «как мне заставить тебя понять?» – все это жалость к себе. Но с безжалостностью и безучастностью приятия в этот момент ты говоришь: «Да или нет!», третьего не дано, делай это или не делай. «Хорошо. Как мне помочь тебе?» Шок от моего полного приятия его желания заставил его совершенно забыть о нем. В такой момент каждый покидает детский сад и вырастает в результате этого приятия. Потому что оно смертельно. Так что же делать? Здесь то же самое. Когда кто-то приходит с чем-то «важным», то уже одна эта безжалостность указывает на ту безжалостность, которую ты ищешь. Ты ищешь свободы беззаботности, полного приятия каждого мгновения – в следующее мгновение, но не будет никакого следующего мгновения, находясь на самом деле в том, так что всему, что возникает, ты можешь сказать: «Да. Ну и что?» Каждый, кто приходит сюда, ищет это. Эту свободу, эту абсолютную безжалостность и беззаботность по отношению ко всему, что есть. Этот указатель – возможный пример, ходячая реклама безжалостности. Видишь, как просто! Нет ничего проще этой безжалостности и беспомощности. Все остальное – это концепция морали или какой-то помощи, она появляется из идеи «я», жалеющего себя. Но та безжалостность и есть сострадание, а не жалость к себе, потому что жалеющего себя «я» больше нет. Пока есть идея «я», «себя», остается жалость к себе, и ты жалеешь себя, жалеешь других. Лишь в отсутствие «я» эта безжалостность не видит никого, кто пребывал бы в опасности, кто был бы рожден, так что, что бы ни происходило, ты видишь, что все равно никто не пострадает, потому что страдать некому, ибо все есть только сознание, трансформирующееся в любые формы. Ничто не рождалось и ничто не умрет, поскольку сознание в себе бесконечно. Оно просто принимает новую форму. Ну и что? Если ты – это бессмертие, беседующее с бессмертием, которое никогда не рождалось, с этим нерожденным бытием, то что может случиться? — 107 —
|