|
Дети! Любите активистов! На радость Паше день был прекрасный, солнечный, теплый. Лариса пришла, как и мечталось Паше, без шапочки. Длинные волосы ее разлетались, и она то и дело поднимала руки и поправляла прическу. Паша с Ларисой доехали до Москвы в уютной, почти домашней электричке, где было столько знакомых, и отправились по испытанному маршруту всех электрозаводских ребят — на ВДНХ, покататься на «Баварских поворотах», а потом на Красную площадь, посмотреть смену караула у Мавзолея Ленина словом, по полной программе людей, которые часто бывают в Москве и умеют в Москве гулять. Домой вернулись к вечеру — Лариса торопилась. Паша проводил ее, вошел в подъезд и хотел ее поцеловать; он с утра думал о заслуженной им награде. Но Лариса наотрез отказалась целоваться. За этот воскресный день Паша Медведев надоел ей смертельно. Она видеть больше не могла его маленькие острые глазки, его неуклюжую походку, не могла слышать его уверенный голос. Никогда в жизни не знала она, что такое скука, и мама всегда говорила ей, что человек не смеет скучать ни при каких обстоятельствах, — а вот же, прямо выть хотелось от тоски! Утром в понедельник был урок биологии. Раиса Федоровна повторяла: — Работайте! Работайте! В девятом классе пора научиться работать самостоятельно! — Что случилось? Что? — шептала встревоженная Наташа Лаптева. Но Лариса не отвечала ей. Она сидела так прямо, что выгнула спину и откинула голову назад. На перемене Паша подошел к ней. Он тоже не понимал, что случилось, почему Лариса отказалась сидеть с ним и не глядит на него — чем он виноват? Лариса ему и словом не ответила. Только достала из портфеля и протянула тетрадь. — Хочешь, оставь ее себе? — предложил Паша. — Не хочу. — Лариса отвернулась. Похоже, что навсегда. Но вечером того же дня, раскрыв освященную Ларисину тетрадь, Паша Медведев, «морячок», писал: «Здравствуй, моя милая, милая, милая Лариска! Все равно я тебя люблю по-прежнему, и на душе у меня так хорошо! Ларисочка, моя хорошенькая, я люблю тебя еще больше, чем раньше! Только что пришел от Саши. Мы у него печатали фотокарточки, пока не испортился проявитель. Сделали шестьдесят фотографий. Сорок из них — твои, в том смысле, что на них снята ты. Большинство из них получилось просто замечательно! Теперь, что бы ни случилось, ты останешься со мной навсегда. Эти фотографии всегда будут напоминать мне о тебе, и я еще сильнее буду любить тебя. Какой же я счастливый человек! Эх, как я летал в тот день, в те минуты, на какой высоте! Даже выше седьмого неба!» — 98 —
|