— Не знаю кто, но это ведь отговорка… Все равно мы должны… Ну чтобы всем жилось по-человечески, ну что тут долго говорить! — Да, ребята, говорить не надо, формулу в один миг не найдешь. А может, не надо и формул… Давайте просто подумаем: кому сейчас в классе тяжелее всего? Кому больше всех нужна наша помощь, поддержка? — сказал Каштанов. — Валечке Бурлаковой, — сказала Галя Полетаева. — Она все время с братом и сестрой сидит, а они болеют, в детский сад не ходят… — Пашке, — сказал Саша Медведев, — Паше труднее всех, — повторил он, и Паша Медведев похолодел: неужели он расскажет сейчас про его тетрадь и про все, что с ней связано? — У Паши мать в вечерний техникум пошла, он от плиты не отходит, готовит на всех, — сказал Саша. — Да брось! Ты что! — Паша вздохнул с облегчением. — Подумаешь, у плиты. Я уже научился. Я вчера рулет картофельный с мясом сделал! И тут Клава Киреева голос подала… Позже Каштановы говорили между собой, что из-за одних этих слов бывшей Керунды стоило им работать. — Тане Прониной плохо, — сказала Клава. — Ее во дворе у нас только и зовут, что крысенком, крысой… И всю жизнь она крысенок, как и живет — не знаю… — А что с этим сделаешь? — нерешительно сказал Каштанов. — Что-нибудь можно сделать, — задумался Костя Костромин. Донжуан Саша Медведев разволновался: — И вообще — почему наши девчонки должны чахнуть? Все-таки они наши! Так было и решено: ни одной чахлой девчонки в текущей пятилетке! * * *Клава Керунда — королева, ей везде хорошо, всюду ее верх… А вот Проша из компании Керунды… Сидит на уроках неподвижно, и только иногда по тонкому, острому, худенькому личику пробегает какая-то волна, какая-то тревога, словно Таня спорит с кем-то, защищается, и ей больно. Мучительная гримаса человека, которому снится дурной сон. Да ведь и вся жизнь Тани Прониной была дурным сном. Дома ее ругали за то, что она неряха, бездельница, плохо учится. Тане казалось, что она одним видом своим раздражает отца и мать, и она бежала из дома при первой возможности, за что ей еще больше попадало. В школе тоже каторга. Способностей за собой Таня не знала, с первого класса привыкла отвечать на любой вопрос молчанием, так что учителя считали ее упрямой и своенравной. Она ходила с Керундой на танцы в клуб — но кто с ней будет танцевать, с дурнушкой такой, с крысенком? И одета она совсем не для клуба, и колечко у нее самое дешевенькое, медное, с красным стеклышком, за рубль сорок в табачной лавке купленное… Получше чувствовала себя Таня в компании ребят, собиравшихся вечером у них в подъезде, тут был у нее и свой защитник. Но ведь у них в компании какие порядки? Сегодня Длинный ее обнимает при всех, сегодня она Длинного девушка, а завтра он уступит ее кому-нибудь из своих дружков, если захочет, и Таня знала, что она так же безропотно будет сидеть с другим, потому что у них все девчонки так, и если не послушаться, нарушить закон — изведут. И за меньшее доставалось ей. После первого коммунарского дня Боша, Света Богомолова, рассказала в компании, что Таня была «урюк», так ведь сколько хохоту было, как только ни обзывали ее, потешаясь и зная, что Крысенок не ответит. А один собрал в кулак ее маленькое остроносое личико: «Смотрите, вот урюк! Урюк!» — 112 —
|