|
1) в последнем своем телефонном разговоре со мной Вы порвали со мной отношения литературные. Задним числом выставляя условия к моей, уже готовой, работе, причем условия несправедливые и оскорбительные, Вы ясно в очередной раз показали, какова, в Ваших глазах, «ценность» моих мыслей и трудов. Она – такова, что Вы готовы пожертвовать всей прошлой, сущей и будущей моей литературной работой ради того, чтобы Кожинов не был подвергнут какой-либо критике («ни слова о Кожинове!»). Я понимаю Ваш с Кожиновым страх перед моей аргументацией – страх, побуждающий пойти на все в плане безнравственности. Но все-таки трусость лишь объясняет, а не оправдывает душительства тех, кто не трус. Условия, которые Вы поставили мне, были бы оскорбительны для любого литератора. Они сводятся к тому, что журнал «Наш современник» позволяет Кожинову сколь угодно оскорблять, клеветать и притом обворовывать другого автора[155], но никогда не позволит этому автору – возразить ни по поводу этих безобразий, ни по существу идиотских «воззрений» Кожинова, давно наносящих вред русскому самосознанию. Ибо этот, другой, автор – заведомое НИЧТО перед Кожиновым! («Извинения», к-е Вы приносите мне якобы в № 4, – полностью утаивают существо дела. Да и на это с каким скандалом Вы согласились, хоть и сами с Казинцевым на первых порах предложили это[156]. Но зато в том же, 4-м, номере из моей анкеты о поэзии снято все, что там было сказано о «великом» Кожинове!) Ваш видимый расчет на то, что я – в моих нынешних условиях – «проглочу» что угодно, – т. е. расчет на мои слишком трудные условия, связанные с болезнью, – вызывает реакцию обратную: я на колени не встану – этой радости ничьему самолюбию или самоуправству не доставлю. Вы исходите из абсолютного неуважения ко мне и из самого циничного самовластья. А если вдуматься, ради какого ничтожества, какой человеческой дряни Вы пускаетесь во все тяжкие, то возникает вопрос: кто же – Вы? Отказом публиковать мое совместное письмо с К. Мяло[157] вы бросили мне еще один – более чем излишний уже – вызов. Вы понуждаете меня к поступкам, от которых, при постоянных провокациях, человеку живому воздержаться трудно; 2) то обстоятельство, что после последнего телефонного разговора (три – не меньше – недели тому) Вы прекратили звонить и как-либо интересоваться мною, показывает, что Вы порвали со мной и личные отношения. (И даже Галя повела себя с несвойственной ей невежливостью.) Вряд ли это похоже на чувства дружеские. И особенно выразительно выглядит это, поскольку нынешнее мое положение не похоже на то, что было при нашей ссоре лет 10 назад. — 301 —
|