Впрочем, пересказать нельзя – словами. («Огнем, только огнем!», Волк) Вот сволочь… Мало того. Как сообщили мне Емельяновы служки, этот Ваш Чупринин 6 лет тому дочь свою назвал в честь Морица-Макбета – Юнной, и все еноты задрали хвосты, доложив Вот гнида… Ну, что в поэзии этот раб понимать не может, – про то знаете и Вы сами. Бить шваброй мокрой надобно этого Вашего Чупринина. Зря Вы считаете, что Волк умнее муравья! Ваш Мсрн-2». * * * «7 июля1979 г. Ну, Волк, веду бесплодную борьбу – за жизнь. Позвонила вепсу Сохатому[138] и говорю, что уж по всем законам советским должен бы он пойти тут навстречу – заключить договор. Ахает и обещает «постараться». Ответ мой в дискуссию действительно идет. Жаль мне, что так краток и обкусан он со всех сторон – гранки не нравятся мне. И не потому дубинноголовый Емельян[139] печатает его, что он – вепс, или что Вы просили, или что у меня настойчивости было много непомерно, а вот почему: журнал столь ЕНОТСКИЙ, что сам Чаковский мог бы поучиться! В 6-м, «пушкинском» № о Пушкине судачит сам Струфиан. И вообще – глазам больно читать, ушам – слышать. Ну, и в столь енотском журнале просто нельзя, и именно для маскировки енотства, не дать раз в 1,5 – 2 года несколько строк вепсьих. Вот почему доблестный Емельян согласился, изгадив мой текст и измытарив так меня, извините за выражение – инвалида труда!.. Ищу год стажа. Он-то у меня был, но нет трудовой книжки и не знаю, где, ничего не помню. Вот беда! И вот что интересно: этот Ваш Чупринин, Волк, подобно тому, как, расхваливая Струфиана, умилялся струфианьими «думами» в виду «третьего тысячелетья», – здесь упивается очень енотским морицыным сочиненьем: «моя душа – мой маленький народ, забывший ради песен (!) скотоводство, – и бортничество, пахнущее воском», и т. д. (Все труды т. е. забывший, ибо – паразит…) Надо бить этого енотовидного подхалима!» * * * «26 января 1980 г. Дорогой Волк! Я искренне благодарна Вам за Ваши хлопоты последних дней. И я чувствую себя виноватой, что они, такие большие, не увенчались успехом. Я очень благодарна. Но вместе с тем я, к сожалению, вижу, что мои неудачи вызывают у Вас не столько сочувствие, сколько раздражение. Это, конечно, объяснимо – даже и с точки зрения Вашего самолюбия. И все-таки я опасаюсь, Вы ведете наши отношения к той форме, которую придется (когда-нибудь – м. б., скоро) выразить словами: «сытый голодному не товарищ». (Я подумала об этой поговорке – как она умна и непереставляема в словах. Так, не скажешь: голодный – сытому не товарищ. П.ч. запросто товарищем может быть! Невозможности для него отнюдь нет: ценности в сытости (самой) не видит, а что помочь надо, например, – легко понимает.) — 282 —
|