|
Кстати, Феликс Керстен сказал мне в частной беседе, что Риббентроп тоже страдал от этой болезни. Трудно сказать, в какой степени здесь можно говорить о гениальности или безумии, но в обоих случаях, кажется, есть доля правды. В истории человечества было много властителей, страдающих маниями не только в политике, но и в религии. Число таких безумных гениев, рвущихся к власти, пугающе велико и ведет счет от зари человечества и до наших дней. В принципе, сами люди помогают таким маньякам прийти к власти. В связи с этим возникает вопрос, как можно обвинять душевно больного человека в его преступлениях и возлагать на него моральную ответственность, делая его виновным в глазах истории? Мы все знаем, что гибкость нашей морали, нашего понимания добра и зла практически безгранична. Если кто-то застрелил соперника в порыве ревности, он будет посажен за решетку или казнен. На войне массовые убийства становятся геройством, за это получают высокие награды. Наше так называемое «общество» всегда знало, как оправдать самые жестокие действия высокопарным перечислением высоких мотивов. Для жертв же неважно, ради чего и какими методами их отправляют на тот свет. В том, что касается Гитлера, меня интересовал вопрос, в какой мере смерть может вызвать душевные и психические изменения. Так как он страдал заболеванием мозга, казалось разумным предположить, что после смерти оно исцелится. Если это будет доказано, мы сможем узнать о посмертных изменениях в душе психически больного. В то же самое время проблема вины и ответственности должна будет рассматриваться в новом свете. Вопрос о том, каким образом смерть может изменить душу человека, казался мне крайне важным, потому что новая сфера существования могла дать нам более полную информацию, чем та, которую мы до сих пор могли получить в результате объективных исследований. Если смерть может устранить душевную болезнь, то человек, проснувшись в ином мире, должен почувствовать облегчение. И как он тогда будет воспринимать воспоминания о своих деяниях? Я невольно вспомнил слова, записанные на пленку зимой: «Моя голова мертва… смерть пришла сверху…». Если это были слова Гитлера, то ответ, пожалуй, найден. Я еще раз прослушал запись, сделанную в канун Нового 1960 года, внимательно вслушиваясь в надломленный мужской голос и его сонный монолог. «Мы жили в глубочайшем замешательстве…» и т.д. Я никогда не слышал, чтобы Гитлер говорил с таким смирением и спокойствием. Голос звучал меланхолично. Я не мог определить, принадлежит ли он Гитлеру. Я внимательно слушал запись, пока женский голос с еврейским акцентом не раскрыл присутствия Гитлера. «Хайль! …Это был Гитлер…ему не стыдно!». Затем последовали странные слова, которые женщина добавила измененным и смущенным голосом: «Это был Гитлер…он видит тебя! Я говорю Гитлеру…он любит меня!». — 43 —
|