Короче, вот результат моей записи. К счастью, в то время атмосферных помех не было. Слышен был лишь характерный шипящий звук, который почти всегда появляется при прямых контактах. Затем раздался настойчивый призыв Лены: «Лена, Лена! – Установи контакт – радарный контакт!...» В течение некоторого времени в эфире царила тишина. Затем откуда-то издалека – я не могу выразить это более точно – раздался женский голос, который пел, или точнее, формировался из звенящего звука, внезапно превращающегося в ясный текст, который произносился одновременно на немецком и итальянском языках. Я знал эту мелодию. Это был типичный звуковой ряд, который часто использовали умершие, но я никогда раньше не слышал вокалистку, ясное и чистое сопрано. Это было шутливое приветствие, которое можно перевести следующим образом: «Пелле (это мое домашнее прозвище), уважаемый Пелле! Мертвые приветствуют тебя – На здоровье! За здоровье молодого человека!» Последовавший за этим мужской голос выразительно и настойчиво вставил по-немецки фразу, которая, казалось, была обращена к Лене: «Если она говорит с ним, передай сообщение!» В этот момент запись случайно прервалась. Кому принадлежало это чистое сопрано, приветствовавшее меня на типичной смеси языков? Как я уже упоминал, я не знал этого голоса, во всяком случае, никогда не слышал, чтобы это женщина пела. Могла ли это быть Ригмор? После того, что с ней произошло, я не мог представить себе, что могло быть причиной такой жизнерадостности. Я задал несколько вопросов Лене, но не получил ответа. «Мы все работаем, оставь машину включенной…», - это все, что сказала Лена. 16 июня вечером я снова включил радио, соединенное с магнитофоном. В этот раз Лена объявила прямой контакт с недавно умершим знакомым. Она четко произнесла его фамилию, но его голос утонул в шуме эфира. Меня поприветствовали несколько друзей. Все, казалось, хорошо осведомлены о моих планах в Помпеи. Мужской голос быстро выкрикнул: «Здесь из Помпеи – слушай Боевского». Затем прозвучал голос «Старого еврея», добавивший по-шведски: «До свидания, я жду в Неаполе!» Друг нашего старшего сына Свена, который был у нас в гостях в Нисунде, попросил разрешения поучаствовать в одном из сеансов записи. Его отец умер несколько лет назад, и я охотно согласился. В итоге в адрес молодого человека прозвучало несколько приветствий. Я не уверен, был ли это его отец. Во всяком случае, к нему два раза обратились по имени и один раз назвали довольно необычным прозвищем. Я нечасто видел, чтобы человек так рыдал во время сеанса записи. — 132 —
|