|
Барон фон Гибихенштайн с поклоном поднёс грамоту, которую Филипп-Август с нарочитым усердием принялся изучать; и в эту минуту сэр Бертран де Борн (настоящий) тихо позвал: - Ульрих! Барон обернулся в его сторону и в тоже время гордое, надменное выражение его, загорелого под солнцем Палестины лица сменилось на выражение лица ребёнка... - Ты?!! - не удержался он от короткого восклицания. - Брат наш, император Генрих, - оторвавшись от чтения, важно провозгласил король, - изволят поздравить нас с победой в Нормандии, желают успеха в проведении турнира, а также... - бросив взгляд вначале в сторону епископа, затем в сторону магистра Дюплесси, затем многозначительно обведя глазами всех присутствующих, - испрашивают нашего согласия и сотрудничества на участие в неустанно освящаемом Папой Римским Целестином III новом Крестовом походе... Мне показалось, что вы желаете что-то прибавить на словах, сэр Ульрих? - О да, о да, ваше величество! Вне всякого сомнения! Я вижу среди присутствующих своего лучшего боевого друга, и хотел бы привлечь ваше внимание к нему, поскольку... как мне кажется, здесь идёт разбирательство его дела? Смиренно умолкаю и жду решения вашего величества. - Что ж, - пожав плечами, согласился Филипп-Август, - вы, как один из заявленных зачинщиков будущего послезавтра праздничного действа, несомненно, имеете на это право. Быть может, именно ваше авторитетное мнение позволит разрешить возникший спор. - Это произошло в битве при Арсуре, - начал свой рассказ барон, - в тот момент, когда брат ваш, король Ричард Английский ударил по неверным всей силой своей кавалерии, намереваясь пробиться к шатрам Саладина... Он столь торжественно и самозабвенно призвал воинов к атаке, что многие рыцари устремились за ним, но... при этом он совершенно оголил наш левый фланг. Увы, сарацины, казалось, только и ждали этого безрассудного поступка и сотни всадников, на лошадях и верблюдах, сопровождаемые тучами стрел и дротиков, обрушились на нас. Лица этих бедуинов были черны как сажа, а их победные вопли обратили пехоту в бегство. Ещё несколько мгновений - и я, и мои товарищи оказались в окружении. И все они пали... только я, чью голову и правую руку захватил аркан, барахтался на земле, поверженный вместе с конём, в кольце обступивших меня со всех сторон врагов... - Смерть или плен? - мелькало в моей голове в ту минуту. - Смерть или плен? - Вы знаете, вы ведь тоже бывали там, в Святой Земле... что плена мы боялись хуже смерти... И... признаюсь вам не тая, я в душе своей подвергся худшему из искушений - унынию. Я понимал, что помочь мне в моём положении не в силах никто. Я вспоминал свою родину, славный город Галле, в честь главного святого которого, епископа Ульриха, я получил когда-то своё имя, я мысленно прощался с моею верной доброй Гретхен и моими детьми, которым я оставил так мало... ибо род наш не особенно богат... — 187 —
|