|
Мы врубаемся в строй, мы дробим черепа, Вот стрела промелькнула - нема и слепа, Вот упал твой товарищ, его не спасти, Наши силы убоги - один к двадцати, Но мы рвёмся сквозь рвы и преграды, И победа нам будет наградой! Я открыт перед Богом, скажу, не тая: Смело жизнь положу я за други своя, За того, с кем делю я и голод, и зной, За того, с кем идём мы дорогой одной, С кем вкушаем походы и битвы, За кого мои вечны молитвы. Отчего ж мне теперь все призывы смешны? Оттого, что пора бы вернуться с войны. Строят дом, сеют поле - об этом и речь Не затем, чтоб ломать, не затем, чтобы жечь. Видел я предостаточно крови Под пятою нечистой любови! Помоги, помоги! - умоляет Бертран, Помоги мне, Господь, отыскать среди стран, Помоги, помоги мне поднять из руин Тот возвышенный Храм, где главенствует Сын, Край, где небо с землёй не расходятся, Край, где каждая мать - Богородица! - Браво! Браво! - воскликнул де Сент-Экзюпери. - Вот это поэзия, вот это поэт! И такой поэт не может лгать! Мой голос - в его пользу! Но оставшиеся двое зачинщиков, рыцарей Храма, остались иного мнения: - Эта песня - не песня Бертрана де Борна! Это какая-то пародия на церковные песнопения! - сказал Гильом Гурдонский. - Медведь - он и в поэзии медведь! - воскликнул де Сент-Астье, чем заслужил одобрительный кивок головой со стороны магистра Филиппа Дюплесси. - Итак, - подвёл итог король, - три против четырёх и... увы, не в вашу пользу, мой друг. Объявляем нашу волю. Рыцарь, называющий себя... Шум у дверей прервал его слова. 3 - Ну, что там ещё такое? - недовольно буркнул Филипп-Август. - Посланец германского императора Генриха, барон Ульрих фон Гибихенштайн! - объявил вестник. - О! Это кстати! - потёр ладони король. - Наконец-то, наконец-то! В зале оказался невысокого роста, скромно, но чисто и аккуратно одетый человек. На вид ему можно было дать и сорок, но и порой и далеко за пятьдесят лет. Орлиный нос, проницательный взгляд из-под густых бровей... чем-то он напоминал сэра Джеймса из далёкой ныне страны Таро. Знак на его плаще указывал на принадлежность к недавно возникшему тевтонскому ордену. Магистр храмовников смерил его презрительным взглядом, на что барон ответил взглядом, не менее исполненным презрения и насмешки. Энергично пробежав - иначе и не скажешь - половину зала, он остановился на его середине и, развернув пергамент, начал было громко и выразительно зачитывать его содержание, но король остановил его: - Дорогой друг! Вы прибыли как раз вовремя, мы стали тревожиться о вашей задержке... Сегодня мы обсуждаем некоторые детали проведения предстоящего турнира, и здесь ваше авторитетное мнение... равно как и любая весть от брата нашего, императора Генриха, нам исключительно важны. — 186 —
|