С нуля29 мая, 2001 Т: — Я слышу, как вы поете арию Онегина из оперы Чайковского “Евгений Онегин”. ЭП: — Вы заставили меня взглянуть иными глазами на Онегина, и я стал привыкать к незнакомому образу мыслей. В каком-то смысле переживания Онегина напоминают мне то, что происходит с моими близкими, женой и дочерью. Обе Присцилла и Лиза Мари имеют решительно все, но скучают и страдают от равнодушия. Но они не станут убивать. Хотя кто знает, как далеко жизнь в полном довольстве может завести человека. Я уже знаю, как обновить исполнение во всех этих операх; я буду работать с операми “Аида” и “Юлий Цезарь” и другими историческими постановками. Я работаю дни напролет. Может быть, я попрошу вас купить диски этих опер, если вы будете их слушать, мне будет легче объяснить, как протекают репетиции на этом свете. ЭП: — Мои друзья на земле не поверят, чем я здесь занят. Я пою do, re, mi, fa, sol. Некоторые европейцы сходят с ума, когда им приходиться петь гаммы, но мне нравится это скучное занятие. Да, я пою эти упражнения для начинающих, я пою мои гаммы последовательно и аккордами и вверх и вниз. Иногда, когда я пою, я дразню моего учителя, вставляя три или четыре полутона между do и re. Мой учитель и я, получаем удовольствие от уроков. Т: — Кто ваш учитель? ЭП: — У меня разные учителя. Они все итальянцы. Они тоскуют по итальянской кухне, женщинам и вине. Я чувствую себя американским мальчишкой среди важных и довольных собой европейцев. Они до того формальны и холодны! Я стараюсь хоть немного разогреть их. Они учат меня сдержанности и указывают мне, когда я пою, где, в каком месте и когда следует выказывать эмоции. Они стараются научить меня петь правильно. Они говорят мне, что на земле у меня не будет времени для ученичества. Я встречу человека, который узнает меня и вытолкнет на сцену без волокиты и промедления. Я закончу мое формальное образование уже певцом и звездой оперной сцены. Мой Папагено29 июня, 2001 ЭП: — Да, вы слышите арию птицелова Папагено1 . Моцарт работает со мной. Он сердился на меня, он называет меня тяжеловесным американцем. Он спел Папагено для меня, заставляя следовать заданному ритму. Это было великолепно! Затем он выкопал множество старых, забытых и прекрасных опер. Я из всех пропел, и мы пели вместе. Мне приходилось настраивать свой голос и звучание, чтобы спеть все то, что там было написано. Я спел также и Виолетту, и мы весело посмеялись за счет ее предсмертной арии. Если вы внимательно посмотрите на эту сцену, вы увидите там детали, которые могут вызвать улыбку. Проснитесь, Таника, вы сегодня медлительнее, чем улитки на садовой тропинке... — 72 —
|