|
И день настал, и истощилось Долготерпение судьбы, И море с шумом ополчилось На миг решительной борьбы.[222] Наводнение Но что для земного бога — всевластного царя — угроза стихий? Древний Ксеркс[223] возложил на непокорный Понт тяжкие цепи. И царь смотрел; и, окружен Толпой льстецов, смеялся он… Царь знает, что к борьбе такой привык его гранитный город. И раздался его приказ. Вот ждет, довольный сам собой, Что море спрячется как раз. Но судьба изрекла свой приговор: Дружины вольные не внемлют, Встают, ревут, дворец объемлют. И деспот понял. Стихия свободы непобедима. Удавалось ему смирить народное волнение, но воля к свободе несокрушима, она прорвется не только в народе, но и в природной стихии. Она, как дух, веет где хочет. А народ и природа объединены одним духом: Он понял, что прошла пора, Когда мгновенный визг ядра Лишь над толпою прокатился И рой мятежных разогнал. И тут-то царь затрепетал… И к царедворцам обратился… Но пуст и мрачен был дворец И ждет один он свой конец. И гордо он на крышу всходит Столетних царственных палат И сокрушенный взор возводит На свой великий, пышный град![224] Еще острее воспринял эту тему В. С. Печерин — Агасфер[225] русской интеллигенции.[226] В революционный период своего духовного скитальчества он написал апокалиптическую поэму на тему гибели Петербурга.[227] Он воспринял проблему борьбы творящего гения города с безликими стихиями в форме окончательного осуждения Петербурга. Для него прежде всего этот город порождение деспотизма, стоивший тысячи жизней никому не ведомых рабочих. Город не оправдал своего торжества над стихиями. Рожденный на костях, он стал преступным городом оков, крови и смрада, возглавляющим тираническую империю. Стихии стали у Печерина орудием карающей Немезиды. Правда с ними. Поднимаются ветры буйные. Лютый враг наш, ты пропал! Как гигант ты стал пред нами, Нас с презреньем оттолкнул И железными руками Волны в пропастях замкнул. Часто, часто осаждали Мы тебя с полком валов И позорно отступали От гранитных берегов! Но теперь за все обиды Бич отмщает Немезиды. С ветрами идут юноши, погубленные Петербургом, которых этот демон истребил порохом, кинжалом, ядом. За ними солдаты, принесенные в жертву империализму. О геенна! Град разврата! Сколько крови ты испил! Сколько царств и сколько злата В диком чреве поглотил! Изрекли уж Евмениды[228] Приговор свой роковой, И секира Немезиды Поднята уж над тобой. — 57 —
|