|
«Италия! Она моя!.. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр — все это мне снилось. Я проснулся опять на родине…»[207] «Родину души своей я увидел, где душа моя жила еще прежде меня, прежде чем я родился на свет!»[208] Вдали от Петербурга, в Риме, обрел Гоголь цельность своей души. * * *Переоценка, сделанная Гоголем по вопросу о правах «малых сих»,[209] характеризует настроение русского общества середины XIX века. В этом отношении особый интерес представляет фантазия Полонского, «Миазм».[210] Вспомнились тогда те обильные человеческие жертвы, которые были принесены при рождении «города на костях». Дом стоит на Мойке — вензеля в коронках Скрасили балкон. В доме роскошь — мрамор — хоры на балконах Расписной плафон. Шумно было в доме: гости приезжали Вечера — балы; Вдруг все стало тихо… Угас сын хозяйки. Рыдает мать над мертвым ребенком. Внезапно она слышит: что-то шелестит: Мужичок косматый, точно из берлоги Вылез на простор… И вздохнул и молвил: «Ты уж за ребенка Лучше помолись; Это я, голубка, глупый мужичонко, На меня гневись… … ведь твое жилище на моих костях. Новый дом твой давит старое кладбище Наш отпетый прах. Вызваны мы были при Петре Великом…» Оторвали от семьи, от вспаханного поля. Пригнали на север. Началась работа, начали спешить: Лес валить дремучий, засыпать болота, Сваи колотить. Годик был тяжелый. За Невою в лето Вырос городок.[211] А косматый мужичонка «умер — и шабаш». Его тяжкий вздох и придушил ребенка, обитавшего в «доме на костях». Этим образом осуждается дело Петра. Здесь утверждается абсолютная ценность каждой отдельной человеческой личности, которая не хочет страдать, гибнуть, чтоб «унавозить собою кому-то будущую гармонию ».[212] И для того, чтобы осчастливить людей, дать им мир и покой, нельзя пожертвовать ни одним крохотным созданьицем. Русская интеллигенция стала на эту точку зрения, столь ярко формулированную Достоевским. Этот взгляд определил ее судьбы во время испытания войной и революцией. Город Медного Всадника всем бытом своим протестует против эгалитарного гуманизма. Для своих неведомых целей он будет требовать все новых жертв. Он будет губить жизни, губить души. Горе тем, кто поддастся его власти. Он, холодный и могучий владыка, обезличит всех слуг своих, сделает их автоматами, творящими волю его. И только стихии, скованные им, но не укрощенные, способны гневно восставать против холодного деспота и возвещать ему и его покорным обезличенным рабам: memento mori![213] — 53 —
|