|
Так запечатлела его образ З. Н. Гиппиус в своих строфах, помеченных знаменательным днем 14 декабря. Но близок день — и возгремят перуны… На помощь, Медный Вождь, скорей, скорей! Восстанет он, все тот же, бледный, юный, Все тот же в ризе девственных ночей Во влажном визге ветряных раздолий И в белоперистости вешних пург, Созданье революционной воли Прекрасно-страшный Петербург![512] Восстали из могил своих замученные работники, «смиренные мужичонки»,[513] и зажгли в своих потомках огонь великого гнева и душной ненависти. «Наступили кровавые, полные ужаса дни».[514] В космическом ветре русский империализм нашел свою трагическую кончину. Петербург перестал венчать своей гранитной диадемой «Великую Россию». Он стал «Красным Питером». А Москва, порфироносная вдова, стала вновь столицей, стольным градом новой России. А Петербург? «Если же Петербург не столица, то нет Петербурга».[515] Это только кажется, что он существует. * * *Еще раз находит Петербург свое отражение в творчестве поэта в поэме А. Блока «Двенадцать». Это Красный Петроград ночей Октябрьской революции. Казалось, что космический ветер, гулявший по беспредельной Руси, нагой и убогой, смел государство, возглавляемое Петербургом, и готов ворваться в другие страны, разгуляться по всему миру. Ветер, ветер на всем Божьем Свете. В этой последней поэме Петербурга вновь почти исчезает конкретный образ города. Пред нами место революционного действа. Черным вечером, под черным, черным небом, под свист разыгравшейся вьюги, проходят тени октябрьских дней: старушка, как курица, спотыкающаяся о сугроб, буржуй на перекрестке, в воротник упрятавший нос, писатель-патриот с длинными волосами, долгополый, невеселый поп, барышня в каракулях… Поздний вечер. Пустеет улица. Один бродяга Сутулится, Да свищет ветер… Тени старого мира исчезают в метелице. Идут новые хозяева города Петрова. В зубах — цигарка, примят картуз, На спину надо б бубновый туз!.. …………………………………………………… Свобода, свобода, Эх, эх, без креста! …………………………………………………… Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнем-ка пулей в Святую Русь… Все изменилось под страшный свист революционных пург. Исчезла и суета сует коммуникации Петербурга: Невского проспекта. Не слышно шума городского. Над Невской башней тишина… Только ветер вольный поет свои песни. Снег воронкой завился, Снег столбушкой поднялся… Ох! пурга какая, Спасе! Да к ветру примешивается призыв: — 123 —
|